На главную страницу Другие материалы об истории блатного фольклора и жанра
"ВСЁ КИРПИЧИКИ, ДА КИРПИЧИКИ..."

(автор: профессор РГГУ, доктор филологии, фольклорист С.Ю.Неклюдов, 2005 г.)
Публикуется в сокращении

История городской песни XX века, рассматриваемой как фольклорный жанр, интересна и поучительна во многих отношениях. Количество записей этих песен достаточно велико. Среди них, атрибутированные фольклорные материалы, а также их "письменные" и "звучащие" эквиваленты (печатные и рукописные песенники, альбомы, нотные листы; граммофонные и магнитофонные записи). Кроме того, существует немалое количество литературных источников (беллетристических, мемуарных, дневниковых и т.п.), содержащих информацию о контекстах и формах бытования той или иной песни.

С современной городской песней дело обстоит неизмеримо проще. Век ее недолог, в лучшем случае он длится несколько десятков лет. Следовательно, вся ее жизнь, от рождения до забвения, может быть полностью охвачена памятью одного поколения людей. К тому же речь идет о грамотных горожанах, способных зафиксировать полюбившееся фольклорное произведение и действительно записывающих его (продукты подобной записи, рукописные песенники и альбомы, являются ценнейшим материалом для изучения истории городской песни).

Что же касается текстов-долгожителей, возникших еще во второй половине XIX в., то они крайне редки. Анализ содержания песенников той эпохи показывает, что из сотен текстов, входивших в массовый репертуар последних десятилетий позапрошлого века, до нашего времени в активном бытовании удержались лишь единицы (речь идет именно о фольклорном "спонтанном" исполнении, а не о сохранении отдельных текстов на концертной эстраде). Более того, сплошь да рядом оказывается, что еще живы (либо вчера были живы) создатели некоторых песен или редакторы их "первотекстов", охотно рассказывающие об обстоятельствах появления того или иного произведения.

Следовательно, "биографии" песен, казалось бы можно писать, лишь собирая и компонуя соответствующие интервью.
Однако подобная простота до известной степени иллюзорна. Вопрос об авторстве прототипических текстов однозначно решается лишь в том случае, если, как источник фольклорной песни, опознается опубликованное сочинение профессионального или полупрофессионального литератора, совсем не обязательно широко известного. Впрочем, и здесь, как правило, остается много загадок. Так, обычно неясно, каким именно путем, например книжное произведение попадает в фольклор и кем производится первое редактирование литературного прототекста (отбор и перекомпоновка строф и строк, их "дописывание" и т. п.), превращающее авторское стихотворение в фольклорную песню. И уж совсем неуловимы изначальные точки "ответвлений" традиции, приводящие к возникновению новых, прежде всего сюжетных версий, ранее фольклоризованного произведения. Еще никто в фольклористике не описал, как этот процесс протекает в реальности.

В менее очевидных случаях создатель песни известен исследователям, но авторский первотекст отсутствует в принципе. Чаще всего такая песня бывает сразу сочинена в устной форме и неизбежно варьируется от исполнения к исполнению; кроме того, не всегда ясно, что подразумевается под "сочинением" песни: имеются ли в виду слова вместе с мелодией, или только слова, или "перетекстовка" популярной песни, или лишь подбор мелодии к ранее существовавшему стихотворению. Что же до последующих записей (включая авторские), то обычно они несвободны от влияния позже возникших фольклоризованных редакций и по этой причине не могут иметь статуса первотекстов. Наконец, несмотря на наличие еще недавних воспоминаний и даже живых свидетелей, не столь уж редки споры об авторстве песни или просто альтернативные утверждения по этому поводу. В сущности, рассказы об обстоятельствах сложения песни, воспроизводимые спустя много лет после самих событий, также принадлежат к устной традиции, которая вообще не заинтересована в сохранении памяти об индивидуальных привнесениях в свое развитие.

Все сказанное в полной мере относится к песне "КИРПИЧИКИ", одной из известнейших не только в 1920-е, но и в последующие годы. По количеству подражаний, перепевов и переделок она не знает себе равных в советском городском фольклоре. Наиболее полно обстоятельства появления на свет ее первотекста (мелодия С. Бейлинзона, слова П.Д. Германа) описаны в книге Р.А. Ротштейна в 1980-ом году. Кроме того, сведения о первотексте собраны В.С. Бахтиным, который приводит и некоторые примеры фольклоризации песни, а также В.Я. Мордерер и М.С. Петровским в 1997 году. Если суммировать приведенные этими авторами данные, история ее возникновения предстаёт в виде следующих версий:

Согласно одной из них, в спектакле Мейерхольда "Лес" по пьесе А.Н. Островского (премьера прошла 19 января 1924 г.) сцена лю­бовного свидания Петра и Аксюши сопровождалась мелодией вальса "Две собачки" композитора С. Бейлинзона (или Бейлезона), написанной задолго до того, но не столь широко известной. Исполнялась она на гармони М.Я. Макаровым (по другим сведениям тремя баянистами, или актером, играющим роль Петра). Мелодия сразу стала столь популярной, что поэт П.Д. Герман тут же использовал ее для своей "Песни о кирпичном заводе" (другие названия: "Кирпичный завод" или просто "Кирпичики"), в аранжировке В.Я. Кручинина.
Однако нотное издание, появившееся вскоре после пре­мьеры, композитором сочинившим мелодию называет Б.А. Прозоровского, который вероятно, тоже лишь аранжировал мелодию безвестного С. Бейлинзона (Бейлезона) в том же 1924 году. Тем не менее, в следующем 1925 году вальс все еще публикуется без слов и под именем своего подлинного автора.
Этой, наиболее распространенной версии придерживается большинство фольклористов, литературоведов и театроведов: А.К. Гладков, Ю.М. Соколов, К.Л. Рудницкий, В.С. Бахтин, В.Я. Мордерер и М.С. Петровский. Надо добавить, что по воспоминаниям писателя-мемуариста А.Я. Каплера (автор книг "Долги наши"1973, "Загадка королевы экрана"1979), текст "Кирпичиков" был сочинен П.Д. Германом практически экспромтом, после рассказа о только что состоявшейся театральной премьере "Леса".

Вспоминает А.Я. Каплер:
"- Приехал я в Киев и в кругу друзей рассказал о мейерхольдовской поста­новке... Зашел разговор о вальсе. Девушка Ася напела мелодию, а пианист Дмитрий Колесаев быстро подобрал аккомпанимент и сказал П. Герману: "-Павел, можешь сочинить слова?".
Тот вышел в другую комнату и вскоре вернулся с "Кирпичиками".

По другой версии (Зильбербрандта и Уваровой), песня была написана П. Д. Германом и аранжирована В.Я. Кручининым несколько раньше, ещё в 1923 году, для театра варьете "Павлиний хвост" и поставлена в том же 1923 году. Д.И. Золотницкий красочно описывает это представление:

"- Униформой были бальные платья и фраки с павлиньим пером у корсажа или в петлице. Песня “Кирпичный завод”, или просто “Кирпичики”, инсценировалась, как осторожный намёк. Запевали солистки Колумбова или Оганезова (обе славились в “Летучей мыши” Балиева), подпевали вальсирующие пары в бальной “прозодежде”, но в красных "пролетарских" косынках и кепках. Песня подавалась ряженой, как новейший волапюк"(иначе говоря: на актуальном "языке" того времени).

Обе версии небезупречны. Первая не дает ответа на то, почему "новые" слова на "старую" мелодию появляются именно после премьеры мейерхольдовского "Леса", ведь сюжет стихотворения П.Д. Германа не имеет никакого отношения ни к пьесе, ни к данной постановке. Популярность же песенки увязывается с успехом спектакля по-видимому лишь задним числом, логически одно не предполагает другого.
Неясно также, были ли слова написаны "на мелодию" или текст сочинялся первоначально без какой-либо связи с музыкой, а их столь удачное соединение осуществилось лишь впоследствии. Первое вероятнее, вспомним, что полное название произведения - "Песня о кирпичном заводе".

Во второй версии сомнительно, чтобы песенка писалась специально для театрального инсценирования. Исходный текст не содержит ничего учитывающего возможность подобной инсценировки. Естественнее предположить, что идея постановки появляется лишь после того, как песня уже не только создана, но и обрела хотя бы некоторую известность (интересно, что в 1924 году, первый спектакль Соловецкого театра заключенных тоже включал музыкальную инсценировку популярного тогда романса "Шумит ночной Марсель"). С другой стороны, "Кирпичики" в театре варьете, в сущности, находятся в одном ряду с фильмом "Кирпичики" (конец 1924 г.), пьесой "Кирпичики" (1925 г.) и множеством соответствующих эстрадных представлений 1925-1926 годов. Все это, показатели огромной, поистине общенародной популярности песни, столь же стремительно возникшей, сколь и труднообъяснимой.

"Кирпичики" распространяются в виде пластинок (как "русская народная песня"), нотных листов ("Музгиз" отпечатал их около миллиона) и песенников (Комсомольский песенник,1927г.). Более того, даже два песенника 1926 года, так и называются - "Кирпичики", причем один из них публикуется в провинции (издательством "Приволжская правда"). Еще показательнее количество "устных" вариантов. Только в своей собственной коллекции, Ю.М. Соколов насчитывает 50 текстов, а куплеты Мармеладова на вечере памяти Ленина 1 января 1929 года включают такие строки:

Цыгане шумною толпою,
По эсэсэрии идут.
И приближаясь к Волховстрою,
Всю ночь "Кирпичики" поют...

Песня неоднократно упоминается и в литературе ("Золотой теленок" И. Ильфа и Е. Петрова, рассказы "Жена" И. Катаева и "Аврора" Г. Иванова). По словам А.К. Гладкова, она гостеприимно принята в каждой пивной и тавернах. "Кирпичики" популярны не только в городе, но и в деревне, чему есть прямые свидетельства, также относящиеся к 1926 году. Согласно воспоминаниям В.С. Бахтина, песенка активно бытует в ленинградском фольклоре в начале 30-х годов (пели: "Лет пятнадцати, горемычная..."). Ее переделки появляются и в 40-е, и в 50-е, и в 60-е годы, что со всей несомненностью свидетельствует если и не об особой популярности, то по крайней мере о еще сохраняющейся известности "исходного" текста, а в экспедиционных(исследовательских)записях она продолжает фиксироваться и в 70-е годы, и позднее. Имеется ряд относительно недавних пародий, также показывающих, что традиция еще продолжает сохранять память об этой популярной песне:

Все "кирпичики", да "кирпичики"!
Почему б не пропеть про Шанхай?
Шанхай - города, главный улица,
Твоя - слушай, моя - не мешай!
(вероятно 50-е годы)

На Синайском, на полуострове,
Где стоит государство Израиль,
Положение очень острое,
Потому что воинственный край...
...И по винтику, по кирпичику,
Растащили Суэцкий канал...
(после 1967 года)

Люди добрые, посочувствуйте.
Человек обращается к вам:
Дайте молодцу, на согрев души.
Я имею в виду на сто грамм!
(послевоенные 40-50е годы)

Наконец, на мотив "Кирпичиков" складывается несколько городских баллад, посвященных супружеской неверности, инцесту, детоубийству и тому подобное. Среди них особенно популярными являются: "Как на кладбище Митрофаньевском…" и "В одном городе близ Саратова…", в свою очередь между собой сюжетно близкие и также имеющие множество вариантов.
Однако надо подчеркнуть: если о времени составления первотекста "Кирпичиков" и даже о его авторах существуют определенные свидетельства (хотя и несколько противоречивые), то как уже было сказано, о датировках последующих текстовых "ответвлений"(переделок), приводящих к появлению новых сюжетных версий, у нас нет вообще никаких данных. Здесь мы располагаем тем же материалом, что и "классическая" фольклористика: записями устных редакций (часто не датированными и вообще не авторизованными), сравнительная текстология которых остается единственным способом исследования "механизмов жизнедеятельности" фольклорной традиции.

По предположению, замысел стихотворения П.Д. Германа восходит к старой "народной" фабричной песне "Заводы кирпичные":

Вы заводы мои,
Заводы кирпичные,
Горемычные...
Ну, а кто же вас разорил?
Разорила нас, разорила нас,
Красная девица...

другой вариант:

Ай да вы заводы,
Вы мои заводы кирпичные!
Ай да мы, работящий народ,
Люди горемычные!

В свою очередь стихотворение П.Д. Германа совершенно очевидно отвечает на социальный (если не прямо на партийный) заказ своего времени. В этом смысле "Песня о кирпичном заводе" представляет собой достаточно примитивную "агитку", тематически совпадающую, например, с написанным тогда же романом Ф.В. Гладкова "Цемент" (1925г.), который посвящен восстановлению цементного завода после гражданской войны и вызванной ею разрухи, причем главными действующими лицами (как и в песне) являются молодые супруги, вернувшиеся на завод после всех этих событий. А красный платок на пролетарской девушке, молодой женщине, несомненно относится к числу характерных символических атрибутов того времени (вспомним красный платок на картине "Работница" худ. Петрова-Водкина, 1925 г.). Достаточно широко используется он и в песне. Сюжетная общность романа о цементном заводе и песни о кирпичном заводе совершенно очевидна и конечно не случайна.
Прежде всего, отраженная в ней картина мира, полностью объяснима лишь исходя из реалий 20-х годов.
В основе тиражируемого текста "Кирпичиков" (пластинки, нотные листы, песенники тех лет) лежит само стихотворение П.Д. Германа и судя по всему, на первых шагах фольклоризации в 20-е 30-е годы, текст его почти не меняется.

Однако, одностороннее восприятие песни "Кирпичики", не единственное, есть и другое, которое можно было бы назвать "пародийным" и которое, как мы видим, оказалось весьма продуктивным, породившим множество новых текстовых переделок. Кстати, восприятие "Кирпичиков" как текста именно пародийного отмечалось еще в постановке спектакля "Павлиний хвост" в 1924 году:

Свою милочку, по затылочку,
Шандарахнул слегка кирпичом...

Надо добавить, что во многих фольклорных вариациях(переделках) текстов "Кирпичиков", использованы "пародийные" остро-сатирические темы. И растрата казенных денег, и роман с секретаршей, и "омещанивание" бывшего красного командира-героя гражданской войны, относятся к числу активно обсуждавшихся в газетной публицистике, фельетонах и литературе 20-х годов; вспомним "Растратчиков" В.П. Катаева (1926), "Гадюку" А.Н. Толстого (1928), "Клопа" и "Баню" В.В. Маяковского (1928, 1929), "Золотой теленок" И. Ильфа и Е. Петрова (1929-1930) и т.д.
Так же имеются варианты "Кирпичиков", принадлежащие к жанровой разновидности "вагонных" песен, исполнявшихся (особенно после войны) в пригородных поездах. Пародией на подобную песню является текст со словами:

Люди добрые, посочувствуйте,
Человек обращается к вам...

Некоторые текстовые вариации "Кирпичиков", записанные в 1930-1932 г., до нашего времени в живом бытовании, похоже не дошли. Скорее всего, они и не имели широкого хождения, во всяком случае сохранилось только по одному варианту каждого из них. Тем не менее, надо отметить, что отдельные версии (каково бы не было их происхождение) обнаружились среди записей блатных песен, а это весьма убедительный показатель принятия и сохранения их, в устной народной традиции.

Однако, как упоминалось, за рамками первоисточника есть немалое количество песен, в ритмико-мелодическом и в стилистическом отношении зависимых от "Кирпичиков", но содержательно уже не имеющих к первотексту никакого отношения. Период наиболее "интенсивных" переделок приходится на вторую половину 1920-х годов, то есть сразу после появления "Песни о кирпичном заводе" Германа - Бейлинзона. Этому в немалой степени способствует ее тиражирование в песенниках, на нотных листах и грампластинках.
В целом эти переделанные тексты достаточно далеко отходят от своего главного прототипа. Одновременно они гораздо в большей степени, чем само оригинальное стихотворение П.Д. Германа и чем первые непосредственно откликнувшиеся на него пародийные переделки, соответствуют тематическим и стилистическим рамкам городского фольклора.


Итак, традиция "Кирпичиков", возникшая в середине 1920-х годов, далее существует в течение по крайней мере пятидесяти лет. На протяжении всего этого времени она сохраняет свою популярность и на основе ритмико-мелодической основы, заданной "Кирпичным заводом" авторов Германа - Бейлинзона, порождает все новые песни(текстовые переделки), опирающиеся как непосредственно на первоисточник, так и на ранее инспирированные им устные версии. Получив ни с чем не сравнимую популярность в фольклоре, "Кирпичики" становятся своего рода "метатекстом", пригодным для изложения любых житейских историй, трагических и комических. Переделками "Кирпичиков" песенный фольклор откликается и на любые актуальные темы современности. Он реагирует на введение Исправительно-трудового кодекса РСФСР и Кодекса законов о браке, семье и опеке, воспевает трудовое перевоспитание правонарушителей, порицает изготовление фальшивых денег, расхищение казенных денег и государственного добра, нравственное падение "красных директоров" и т. п. В эти годы он идеологически чрезвычайно лоялен, готов даже поддержать некоторые инициативы власти и вступить с ней в диалог. Однако такое положение сохраняется только до начала 30-х годов.
За последующий период у нас очень мало записей песен и вообще каких-либо свидетельств о бытовании городского фольклора, но можно почти с полной уверенностью сказать: никогда более он не будет проявлять подобной лояльности к официозу, который станет для него либо безразличен, либо враждебен. Пожалуй, единственным исключением явилась Великая Отечественная война, когда "Кирпичики" откликнулись своеобразной "балладой" на события военного времени...



ВЕРСИИ "КИРПИЧИКОВ":

ОРИГИНАЛЬНЫЙ ПЕРВОТЕКСТ
На окраине где-то города
Я в убогой семье родилась,
Горе мыкая, лет пятнадцати
На кирпичный завод нанялась.
Было трудно мне время первое,
Но потом, проработавши год,
За веселый гул, за кирпичики
Полюбила я этот завод.
На заводе том Сеньку встретила,
Лишь, бывало, заслышит гудок,
Руки вымоет и бежит к нему
В мастерскую, набросив платок.
Каждую ноченьку с ним встречалися,
Где кирпич образует проход...
Вот за Сеньку-то, за кирпичики
Полюбила я этот завод.
Но, как водится, безработица
По заводу ударила вдруг,
Сенька вылетел, а за ним и я,
И еще двести семьдесят штук.
Тут война пошла буржуазная,
Огрубел, обозлился народ,
И по винтику, по кирпичику
Растаскал опустевший завод.
После Смольного, счастья вольного,
Развернулась рабочая грудь,
Порешили мы вместе с Сенькою
На знакомый завод заглянуть.
Там нашла я вновь счастье старое,
На ремонт поистративши год,
И по винтику, по кирпичику
Возродили мы с Сенькой завод.
Запыхтел завод, загудел гудок,
Как бывало, по-прежнему он.
Стал директором, управляющим
На заводе товарищ Семен.
Так любовь моя и семья моя
Укрепилась от всяких невзгод...
За веселый гул, за кирпичики
Полюбила я этот завод.

(автор П.Д. Герман , по изданию 1924 года)


ВАРИАНТ-2
На окраине где-то города
Там, где наша семейка жила,
Папа часто брил себе бороду,
А мамаша меня родила.
Было трудно ей время первое:
Как, бывало, начну я орать,
Руки вымоет и бежит ко мне
Поскорее пеленки менять.
Но вот стукнуло мне пятнадцать лет,
Поступил во вторую ступень,
Там я встретился с Муркой девкою
И влюбился в нее, как тюлень.
И как водится, стали ссориться,
И узнал я, к несчастию, вдруг,
Что у Мурки есть Ванька с Петькою
И еще двести семьдесят штук.
Заревел тут я, потемнел тут я.
И решился я стать палачом:
Свою милочку по затылочку
Шандарахнул слегка кирпичом.
Задрожала она, побелела вся
И на землю, не охнувши, бряк.
И от этого, от кирпичика
На затылке остался синяк.
Так добился я счастья прежнего,
На ремонт поистратив три дня.
Стала Мурочка тихой курочкой
И теперь только любит меня.
Так нашел я тут счастье новое,
Упрочивши его кирпичом.
И по винтику, по кирпичику
Счастье новое мы создаем.
(1932г.)


ВАРИАНТ-3
Дни за днями шли, и навар гудел,
Сенька правил наваром: пей, жарь!
Пил шампанское и омары ел,
Не смущал его пьяный угар.
В центре города по балам ходил,
Слушал музыку, песни любил
И по винтику, по кирпичику
Понемногу с завода тащил.
Тут познал Семен счастье важное -
Полюбил всей душою цыган
И по рублику, по червончику
Разрушал он советский карман.
Кажду ноченьку проводил Семен
Средь знакомых цыган и певиц,
Шансонетками увлекался он,
Обожал и изящных девиц.
Но нарушилась жизнь семейная -
Ненавидит уж Сеньку жена:
"Быть директоршей не желаю я!" -
В исступленьи кричала она.
"Заседания, совещания
Каждый день посещать я должен -
То заводские, то партийные", -
Отвечал раздраженный Семен.
Ну а в кассе как покопалися -
Там растрата! О ужас! Кошмар!
В складах тоже там обнаружено:
Был расхищен различный товар.
Через полгода, весною раннею,
Сенька сел на высокой скамье,
Но не в садике под сирению,
А в Московском губернском суде.
Не шумит завод, не гудит гудок,
И не видно Семена нигде -
Наш Семен присел на годов пяток
В душной, мрачной Годжирской тюрьме


ВАРИАНТ-4
Был торговый трест показательный,
А в том тресте торговый отдел,
А в отделе стул основательный,
На котором директор сидел.
И в отделе том машинисточка
И сидит целый день без конца,
За полмесяца шесть червончиков
Получала девица тогда.
Причесав усы свои кисточки
И поправив свое галифе,
Наш директор раз машинисточке
Предложил прогуляться в кафе.
Глазки вспыхнули, как бутончики,
И подумала вмиг егоза:
У директора есть червончики,
У меня - голубые глаза.
Полюбил сильней машинисточку,
Каждый день он все больше худел,
Но ревизия любопытная
Заглянула в торговый отдел.
В кассе были лишь рублевочки
Да пятак почерневший один,
А червончики и пятерочки
Улетучились, словно бензин...
Ах вы, девочки, вы, бутончики,
Я к вам сердцем горячим лечу,
Я готов отдать вам червончики,
Но сидеть я за вас не хочу!


ВАРИАНТ-5
На окраине града Ленина
Я в преступной среде развился,
Еще мальчиком лет шестнадцати
В исправительный дом забрался.
Было трудно нам время первое,
Но потом, проработавши год,
Я привык к нему, как и он ко мне,
Позабыл остальной весь народ.
В исправительном с трудом встретился;
Задрожит лишь, бывало, звонок,
Лицо вымою и бегу скорей,
В мастерскую несясь со всех ног.
Каждый день мы там все работали,
Где горны раздувают меха,
Вот за этой за работушкой
И проводим мы время пока.
Но, как водится, кодекс вводится,
По тюрьме вдруг прошла тут молва:
"Сокращенные сроки заводятся,
Загуляем на воле, братва!"
Так мечтаем мы и надеемся.
День за днем так идет и идет.
Новый кодекс пока там поспеется,
Не заметишь, как срок подойдет.
На свободе ж мы постараемся
Заниматься лишь честным трудом.
Что прошло в тюрьме, все останется
В нашей памяти будто бы сном.


ВАРИАНТ-6
На базаре их была парочка:
Он был жулик, карманник блатной,
А она, его "пролетарочка",
Фраеров фаловала в пивной.
На заводе все знали парочку,
Улыбались блатные ему.
Только как-то раз "пролетарочку"
Посадили за кражу в тюрьму.
Вот сидит она, делать нечего,
Тараканов считает и мух...
Но однажды к ней поздно вечером
Постучался в тюрьму политрук:
"Где, скажи, теперь твоя парочка?
Старой жизни назначили слом.
Мы теперь с тобой, "пролетарочка",
В мастерскую работать пойдем!"
"Я не знаю, где моя парочка,
Я по ней дни и ночи грущу.
Только кличкой я "пролетарочка",
А работать совсем не хочу!"
Года два прошло после этого.
"Пролетарка" уже в мастерской.
Как-то раз она поздно вечером
Возвращалась с работы домой.
Это было все в лето жаркое,
Проходила она по Тверской,
Вдруг назвали ее "пролетарочкой",
И обнял паренек молодой...
На базаре их была парочка:
Он был жулик, карманный блатной -
А теперь она - пролетарочка,
Сам он слесарь в большой мастерской.


ВАРИАНТ-7
В одном городе жила парочка.
Он был шофер, рабочий, простой,
А она была кочегарочка,
Всем известна своей красотой.
Как-то раз они повстречалися,
Он не мог отвести от ей глаз...
И всю ноченьку ему снилося,
Как увидел ее первый раз.
"Кочегарочка черноокая,
Ты мой ранний весенний цветок,
Ты пойми любовь одинокую,
Приласкай, поцелуй хоть разок!"
Кочегарочка усмехнулася:
"Ой, какой ты смешной, паренек,
Неужели я так жестокая?
Так давай поцелую разок".
Но судьба на нее покачнулася,
А судьба та была такова,
И младая жизнь покончалася -
Под машину попала она.
Прибежал он к ней и упал на грудь,
На весенний, измятый цветок;
Целовал ее губы алые,
Целовал ее красный платок.
"Кочегарочка черноокая,
Ты навеки закрыла глаза,
Ой, машинушка ты жестокая,
Ты зачем кочегарку взяла?!"


ВАРИАНТ-8
Я вам песенку популярную,
Я вам песенку свою пропою,
Не "Кирпичики", а "Червончики"
Называю я песню свою...
На окраине, в Роще Марьиной,
В буржуазной семейке он жил,
И, не мешкая, лет семнадцати
Свой червонный завод он открыл.
Было трудно жить время первое,
Но потом, проработавши год,
За кустарный труд, за червончики
Полюбил Сенька этот завод.
На заводе том Катьку встретил он,
Как, бывало, заслышат гудок,
Побросают все и бегут вдвоем,
Под собою не чувствуя ног.
Кажду ноченьку с ним встрачалися,
Где хламье образует проход.
Вот за Сеньку-то, за монетчика,
Полюбила Катя этот завод.
После столького житья вольного
Захотелось тут Катеньке вдруг,
И решили они вместе