"МУРКА"

Историческая справка:

Песня появилась в 1920-е годы в Одессе и долгое время изменялась. Первоначальное название, предположительно - "Любка". Авторы не установлены. Есть предположение, что автором текста (а также автором текста "Гоп-со-смыком") был одесский поэт Яков Ядов - автор известной песни "Бублики", но прямых доказательств нет. В годы Великой Отечественной под "Мурку" ходили в атаку части с лагерным прошлым (например, польские части в составе Красной Армии - они формировались в Казахстане из военнопленных кампании 1939 года). Частей "с прошлым" было много - под Ленинградом, например, сражалась "Кулацкая дивизия", набранная из бывших раскулаченнных. Воевали в штрафбатах и многие уркаганы, хотя "воровской закон" строго запрещал брать оружие из рук власти: выжившие на полях Второй Мировой урки-фронтовики вскоре пали первыми жертвами "сучьей войны", которую объявили "честные воры" отступникам ("сукам").

Об истории песни читайте ниже главу из книги "Русский шансон" Фимы Жиганца - "Здравствуй, моя Мурка..."(кн."Русский шансон: тексты, ноты, история ", Ростов-на-Дону, 2005г.) и статью Владимира Бахтина "Муркина" история" ("Нева", 1997, №4)

МУРКА

Прибыла в Одессу банда из Ростова,
В банде были урки-шулера.
Банда заправляла темными делами,
А за ней следили мусора.

Верх держала баба – звали ее Мурка,
Хитрая и смелая была.
Даже злые урки - все боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.

Вот пошли облавы, начались провалы,
Много наших стало пропадать.
Как узнать скорее, кто же стал шалавой,
Чтобы за измену покарать?

Темнота ночная, спит страна блатная,
А в малине собрался совет:
Это хулиганы, злые уркаганы,
Собирают срочный комитет.

Кто чего услышит, кто чего узнает,
Нам тогда не следует зевать:
Пусть перо подшпилит, дуру пусть наставит,
Дуру пусть наставит, и лежать!

Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в шикарный ресторан.
Там она сидела с агентом из МУРа,
На боку висел у ней наган.

Чтоб не шухариться мы решили смыться
И за это Мурке отомстить.
В темном переулке встретилися урки
И решили Мурку пристрелить.

Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,
Здравствуй, дорогая, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину,
А теперь маслину получай.

Вот лежишь ты, Мурка, в кожаной тужурке,
В голубые смотришь небеса,
Ты уже не встанешь, шухер не подымешь,
И стучать не будешь никогда.

Чем же тебе, Мурка, плохо было с нами,
Разве не хватало барахла?
Что тебя заставило снюхаться с ментами
И пойти работать в Губчека.

Черный ворон карчет, мое сердце плачет,
Мое сердце плачит и грустит.
В темном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит.

(расшифровка фонограммы Алексея Козлова, альбом «Пионерские блатные-2»,1998)

"ЗДРАВСТВУЙ, МОЯ МУРКА..."

/автор Фима Жиганец/

Вершиной блатной песенной классики является знаменитая «Мурка». Не случайно Валерий Леонтьев именно ею открыл новогоднюю программу НТВ-2000, посвящённую самым популярным песням двадцатого века. История «Мурки» драматична и таинственна. Именно поэтому я посчитал нужным в сборнике выделить для неё специальную главу.

Первоосновой песни о Мурке стала знаменитая в 20-е годы одесская песня о Любке-голубке. Некоторые исследователи приписывают её авторство одесскому поэту Якову Ядову. Однако с полной уверенностью утверждать этого нельзя. Константин Паустовский, в 20-е годы работавший с Ядовым, писал в «Повести о жизни»: «Даже всеведущие жители города не могли припомнить, к примеру, кто написал песню «Здравствуй, моя Любка, здравствуй, дорогая...»

В последнее время также появилась версия о том, что автором, музыки к «Мурке» является замечательный композитор Оскар Строк, - что, впрочем, пока ничем не подтверждено.

В ранних вариантах песни «героиня» вовсе не выведена в качестве «авторитетной воровки», каковой является в «классической» «Мурке». Наиболее близкий к первооснове текст в этом сборнике - «Маша». Главный персонаж, Маша, помимо «бандитки первого разряда», рисуется как любовница уркаганов («маша», «машка» на старой фене и значило «любовница»). Однако в песне повествуется лишь о совместных кутежах, нет даже упоминания о «воровской жизни» и о «речи» на «совете», а также о том, что «бандитку» «боялись злые урки». Всё это пришло позже. Текст «Любки», приведённый в нашем сборнике, по отношению к «Маше» является более поздним - и ни в коем случае не первоначальной одесской «Любкой»! Оба текста - и «Маша», и «Любка», - записаны в 1934 году студенткой Н. Холиной (хранятся в Центральном Государственном Архиве Литературы и Искусства). К середине 30-х, таким образом, ещё сосуществовали «Любка» и «Маша», позже, переименованная в Мурку. Метаморфоза произошла тогда, когда, песня из Одессы вышла на широкие просторы, СССР и попала в столицу. Я привожу здесь и «московский» довоенный вариант песни. Скорее всего, выбор нового имени подсказала тема. В 20-е-40-е годы «мурками» называли работников Московского, уголовного розыска (МУР). Существовала даже поговорка - «Урки и мурки играют в жмурки», т. е. одни прячутся, другие ищут. В то же время Мурка - вариант имени Мария, Маша. Таким образом, для уголовников имя Мурки стало воплощением гнусности и подлости, которое в их представлении связывалось с коварными «ментами». (Впрочем, вообще имя Мура в блатной среде, было чрезвычайно популярно).

В результате многочисленных переделок «Любки» сначала в «Машу», потом - в «Мурку» поздний текст песен оказался полон тёмных мест и противоречий. Например, речь идёт о событиях, которые произошли не позднее 1922 года. Несколько раз упоминается губчека, то есть губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Известно, что ВЧК с её отделениями на местах приказала долго жить 6 февраля 1922 года. Её функции были переданы ГПУ. Но в начале 20-х годов не было Торгсина (магазинов по торговле с иностранцами, упоминаемых в некоторых вариантах «Мурки»). Не было и «воров в законе». Между тем в песне специально подчёркивается, что уркаганы боялись Мурки, потому что «воровскую жизнь она вела». Кроме того, по воровским «законам», женщины не могли играть ведущей роли в уголовном мире, а уж в сходках им вообще запрещалось участвовать, не говоря о том, чтобы там «держать речь». Московский вариант с привнесением в текст агентов МУРа вообще вносит, казалось бы, сумятицу: какой в Одессе МУР? Тут, впрочем, по иронии судьбы оказывается, что даже позднейшая вставка Московского уголовного розыска не нарушает исторической правды. Как вспоминал участник белогвардейского движения В. Шульгин в своих мемуарах, в 1919 году «одесская чрезвычайка получила из Москвы 400 абсолютно верных и прекрасно выдрессированных людей».

Интересно также, что в ранних вариантах песни чрезвычайно подробно описывается и сам процесс расправы над предательницей, и даже судьба тех уркаганов, которые ей отомстили. А в «московском» варианте даже описаны похороны Мурки «лягашами»! Канонический текст в конце концов от этого отказался, выиграв в экспрессивности и динамичности сюжета.

В качестве приложения также мною приводится «легальная» «Мурка», из которой выхолощены все воровские реалии; этот вариант песни тиражировался на пластинках, выпущенных в послевоенные годы в Ленинграде. О знаменитом припеве «Мурка, ты мой Мурёночек» см. примечание к «московскому» тексту «Мурки», строфа о похоронах.

***

МУРКА
(классический вариант)

В сборнике я привожу в качестве основного поздний «классический» вариант «Мурки», как мне его исполнили на одной из ростовских «зон» (ИТУ-14, г. Новочеркасск), позже не однажды уточнённый и отредактированный, с вариантами и пояснениями.

Светит в небе месяц, тихо спит малина, (1)
А в малине собрался совет:
Это уркаганы, злые хулиганы,
Собирали срочный комитет. (2)

Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и ловкая была;
(Даже злые урки все боялись Мурки —
Воровскую жизнь она вела): (3)

Мол, пошли провалы, начались облавы,
Много стало наших попадать;
Как узнать скорее, кто же стал шалавой, (4)
Чтобы за измену покарать?

Как чего узнаем, как чего услышим,
Как чего пронюхаем о нём —
В тёмном переулке перышком попишем
Или дуру вынем и шмальнём! (5)

Раз пошли на дело, (6) выпить захотелось,
Мы зашли в шикарный ресторан. (7)
Там сидела Мура с агентом из МУРа, (8)
А из кобуры торчал наган. (9)

Мы решили смыться и не шухериться, (10)
Но позорной Мурке отомстить:
В тёмном переулке, где гуляют урки,
Мы решили Мурку завалить. (11)

«Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухерила (12) всю нашу малину —
И теперь, шалава, отвечай! (13)

Мурка, в чём же дело, что ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты
Разве я тебе не добывал? (14)

Раньше ты носила туфли из Торгсина,
Лаковые туфли на «большой»,
А теперь ты носишь рваные калоши,
Рваные калоши на «босой»! (15)

Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину —
И теперь маслину (16) получай!»

Чёрный ворон грачет, (17) моё сердце плачет,
Моё сердце плачет и грустит:
В тёмном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит.

Вот лежишь ты, Мурка, в кожаной тужурке,
В голубые смотришь облака;
Что ж тебя заставило снюхаться (18) с лягавыми (19)
И пойти работать в губчека?

(1) Вариант - «Ярко светит месяц, тихо спит малина». В классическом варианте мною не приводится первый куплет, где упоминается о том, что дело происходит в Одессе. Так поступают и многие уголовники в разных концах страны, начиная песню непосредственно с описания сходки на малине. В чисто ростовском зачине вообще о малине не упоминается:

«Тишина немая, только ветер гулкий
В тусклых окнах задувает свет;
На Большой Садовой, в тёмном переулке,
Урки собралися на совет».
Что касается «одесского куплета», в одном из вариантов он звучит так:
«Прибыла в Одессу банда из Ростова,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась тёмными делами,
И за ней следили мусора».

В некоторых вариантах – «банда из Амура», а вместо мусоров – «губчека». О таинственной «банде из Амура» более подробно – в примечании к варианту «Маша», который приведён после канонического.
(2) Вариант – «Собирали местный комитет». При кажущейся нелепости «советской» терминологии в уголовном жаргоне (сочетание «местный комитет» звучит на «малине» диковато) в те далёкие времена воровской мир любил использовать для «форсу» реалии новой жизни. В одной из блатных песен поётся:
«Мы лётчики-налётчики,
Ночные переплётчики,
Мы страшный профсоюз!»
(3) Именно в ростовском варианте мне впервые встретился неожиданный поворот сюжета, придающий повествованию шекспировский драматизм. Здесь подчёркивается коварство Мурки, которая не только предаёт корешей, но сама же лицемерно призывает их разыскать негодяя и покарать его за измену!
(4) Шалава — здесь: предатель.
(5) Дура — пистолет, шмальнуть — выстрелить.
(6) Дело — преступление.
(7) Ресторан именно «шикарный», а не «ближайший», как иногда поётся. В некоторых вариантах — «фартовый».
(8) Вариант — «Там она сидела с агентом отдела».
(9) Вариант — «На боку у ней висел наган».
(10) Шухериться, шухариться — поднимать шум (по-блатному — «шухер» ).
(11) 3авалить — убить.
(12) Зашухерить, зашухарить — провалить; навлечь опасность, обречь на провал.
(13) Вариант — «И за это, сука, отвечай».
(14) Вариант — «Разве для тебя не воровал».
(15) Вариант — «И мильтон канает за тобой». Мильтон — милиционер, канать — идти.
(16) Маслина — пуля.
(17) Вариант — «карчет».
(18) Вариант — «спутаться».
(19) Вариант — «полюбить лягавого». Такой поворот вносит в историю дополнительный драматизм любовного треугольника и несколько оправдывает подлый поступок Мурки.

МАША (1)

Кто слыхал в Одессе банду из Амурки? (2)
В этой банде были урки, шулера…
Часто занимались тёмными делами
И всегда сидели в Губчека.

С Машей повстречался раз я на малине —
Девушка сияла красотой -
То была бандитка (3) первого разряда
И звала на дело нас с собой.

Ты ходила с нами и была своею,
Часто оставались мы с тобой вдвоём,
Часто мы сидели вместе на малине —
Полночью ли летней, зимним вечерком...

Я в тебя влюбился, ты же всё виляла,
А порой, бывало, к чёрту посылала.

И один раз наша собралась малина:
Стали часто шмары залетать.
Ты зашухерила всю нашу малину,
Стала агентуру посещать!

И один раз в баре собралась малина, (4)
Урки забавлялися вином.
Ты зашухерила, привела легавых,
И они нас продали потом! (5)

И с тех пор не стала больше Маша с нами,
Отдалась красавцу своему.
Позабыв малину, вместе с легашами
Брала нас на мушку и в Чеку!

Там, на переулке, в кожаной тужурке,
Восемь ран у парня на груди -
Был убит лягавыми за побег с кичмана,
А теперь мы мстить тебе пришли!

Здравствуй, моя Маша,
Здравствуй, моя Маша,
Здравствуй, а быть может, и прощай.
Ты зашухерила всю нашу малину,
А теперь маслину получай!

Разве тебе плохо, Маша, было с нами?
Или не хватало форсу-барахла?
Что ж тебя заставило связаться с легашами
И пойти работать в Губчека?

Дни сменяли ночи с пьяными кошмарами,
Осыпались яблоки в саду.
Ты меня забыла в тёмное то утро,
Отчего и сам я не пойму.

Разве было мало вечеров и пьянок,
Страстных поцелуев и любви
Под аккорд усталых, радостных гулянок
И под пьянство наше до третьей зари?

И в глухую полночь бегали до Маши,
Прикрывая трепетную дрожь.
Уходила Маша с пьяными ворами,
Приходила Маша пьяная домой.

Пусть же будет амба, пусть зашухерила,
Пусть же вся малина пропадёт,
Но живая Маша от одесской банды
И от нашей пули не уйдёт!

В тёмный тихий вечер, там же, на Амурке,
Грянули два выстрела подряд:
Там убита Маша, что зашухерила, —
Урки отомстили за ребят.

Через день в Одессе пронеслось молвою:
Машу мы убили за ребят.
Пронеслися быстро чёрны воронята (6) -
Легаши нас брали всех подряд.

(1) Пока, видимо, самый ранний из известных нам вариантов. Текст корявый, много ненужных деталей, повторений, нарушение размера и проч. В дальнейшем текст подвергался шлифовке многими арестантскими поколениями, в том числе, несомненно, людьми, имеющими неплохие литературные навыки.
(2) Видимо, в то время — один из районов Одессы (что подтверждает и дальнейший текст). Певец Михаил Гулько поёт: «банда из Амура», — что звучит несколько нелепо.
(3) Упоминание бандитов и хулиганов в положительном контексте, позволяет отнести рождение песни к 20-м годам, поскольку с появлением в начале 30-х «воровского закона» хулиганы и бандиты стали рассматриваться воровским миром как «недостойные» представители «благородного шпанского братства».
(4) Здесь малина в смысле – уголовная компания.
(5) В двух куплетах последовательно перечисляются грехи Маши: сначала она «стучит» на приятельниц уркаганов, на своих уголовных подруг, а потом в одном конкретном случае сдаёт уголовников милиции. В более поздних обработках уголовные барды решили обойтись без лишних подробностей: «зашухерила всю малину» - и не нужно деталей!
(6) Чёрный воронёнок – автомашина милиции; по размерам разделялись на «воронов», «воронков» и «воронят».


ЛЮБКА

Тихо ночью тёмной, только ветер воет,
Там, в глухом подвале, собран был совет:
Злые уркаганы, эти хулиганы
Собирались ночью в тёмный кабинет.

Речь держала юбка, её звали Любка,
Гордая и смелая была.
Даже наши урки все её боялись –
Любка воровскую жизнь вела.
Помнишь ли малину, шухерную жилу?
Любка уркаганов продала.

Здравствуй, моя Любка,
Ты моя голубка,
Здравствуй, моя Любка, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину,
А теперь маслину получай.

Разве тебе плохо, Любка, было с нами?
Разве не хватало барахла?
Или не носила лаковые туфли,
Шёлковые платья и атлас?

Как-то шли на дело, выпить захотелось,
И зашли в фартовый ресторан.
Там она сидела с агентом из МУРа,
У неё под лифом был наган.

Здравствуй, моя Любка,
Ты моя голубка,
Здравствуй, моя Любка, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину,
А теперь маслину получай.

***

МУРКА
(московский вариант)

Вот тот самый вариант, когда Любка-Маша впервые была названа Муркой. Совершенно определённо можно сказать, что в 30-е годы в песне долгое время сосуществовали наравне все три имени. Но в конце концов Мурка всё-таки выдавила все остальные. Вообще имя «Мура» почему-то было чрезвычайно популярно в уличной и уголовной среде, а также в блатных песнях (причём с оттенком нежности). См., например, песни «Мурочка Боброва», «Волны Охотского моря шумят» в этом сборнике.

Тишина ночная, спит везде живое.
На малину собрался совет.
Это хулиганы, злые уркаганы
Выбирали новый комитет.

Речь держала баба, звали её Муркой,
Хитрая и ловкая была;
Даже злые урки, и те боялись Мурки —
Воровскую жизнь она вела.

Цели намечала, планы составляла,
Как московским уркам промышлять.
Нравилися Мурке все делишки эти,
Нравилося Мурке воровать.

Но однажды ночью Мурка из малины
Спрыгнула без шухера одна.
К лягашам проклятым Мурка прибежала,
Воровские планы передала:

«Ой, сыны Советов, братья-комиссары,
Не хочу с урканами я жить!
Надоели эти разные малины,
Я хочу секреты вам открыть».

Шли мы раз на дело, выпить захотелось,
Мы вошли в хороший ресторан.
Там она сидела с агентом из МУРа,
У него под клифом (1) был наган.

Мы решили смыться, чтоб не завалиться,
А за это Мурке отомстить.
Одному из урок в тёмном переулке
Дали приказание — убить!

Как-то в переулке увидал я Мурку,
Увидал я Мурку вдалеке.
Быстро подбегаю, за руку хватаю,
Говорю: «Пройдём наедине.

Вот что ты, зараза, убирайся сразу,
Убирайся сразу поскорей.
И забудь дорогу к нашему порогу,
К нашему шалману блатарей!

Помнишь, моя Mypкa,
Помнишь ли, голубка,
Как сама ходила воровать?
А теперь устала и лягавой стала,
Потихоньку начала сплавлять! (2)

Ты носила кольца, шёлковые платья,
Фетровые боты «на большой»,
А теперь ты носишь рваные калоши,
Но зато гуляешь с лягашом!»

Шёл я на малину, встретилися урки,
Вот один из урок говорит:
«Мы её убили — в кожаной тужурке
Там, за переулочком, лежит».

«Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,
Дорогая, здравствуй и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину,
А теперь-маслину получай!

Или тебе плохо было между нами?
Или не хватало барахла?
Что тебя заставило связаться с лягашами
И пойти работать в Губчека?

Вот теперь лежишь ты с закрытыми глазами,
Лягаши все плачут над тобой.
Ты уже не встанешь, шухер не поднимешь,
Крышкою закрыта гробовой.

Хоронили Мурку очень многолюдно:
Впереди лягавые все шли.
Красный гроб с цветами тихими шагами
Лягаши процессией несли.

Тишина ночная, только плач оркестра
Тишину ночную нарушал.
Красный гроб с цветами в могилу опускался
И навеки Мурку забирал. (3)

На кунцевском поле шухер был не страшен,
Но лягавый знал, когда прийти.
Сонных нас забрали, в «чёрный» (4) посадили,
И на «чёрном» всех нас увезли.

«Чёрный ворон» скачет, сердце словно плачет,
А в углу угрюмый мент сидит.
Улицы мелькают, фонари сверкают –
Что нас ожидает впереди?

На допросе в МУРе очень мент старался
Всем он нам по делу навязать.
Я и Сашка Куцый «дикан» (5) получили,
Остальные «драйки» (6) и по пять.

(1) Клиф, клифт – пиджак. Ср. с «Любкой», у которой «под лифом» был наган. Лиф превратился в клиф или наоборот – дело тёмное.
(2) Сплавлять – здесь: выдавать.
(3) Вадим Козин упоминает о питерском поэте-куплетисте Вадиме Кавецком, написавшем такие строки:
«Мурку хоронили пышно и богато,
На руках несли ее враги
И на гробе белом
Написали мелом:
«Спи, Муренок, спи котенок,
сладко спи!..»
Видимо, тот куплет можно считать прообразом позднего припева, растиражированного Михаилом Гулько:
«Мурка, ты мой Мурёночек,
Мурка, ты мой котёночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого!»
Не исключено, что и фамилия Климова могла принадлежать реальной чекистке, погибшей от рук бандитов.
(4) «Чёрный ворон» - машина для перевозки арестантов.
(5) Дикан – десять. То есть десять лет лишения свободы.
(6) Драйка – здесь: три года лишения свободы.


МУРКА
(подцензурная)

Как-то было дело,
Выпить захотелось —
Я зашел в шикарный ресторан.
Вижу, возле бара
Там танцует пара —
Мурка и какой-то юный франт.

Я к ней подбегаю,
За руку хватаю (1)
«Мне с тобою надо говорить!»
А она смеётся,
Только к парню жмётся:
«Не о чем, — сказала, — говорить!»

«Мурка, в чём же дело,
Что ты не имела,
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты,
Шляпки и жакеты
Разве я тебе не покупал?

Здравствуй, моя Мурка,
Здравствуй, дорогая,
Здравствуй, моя Мурка,
И прощай!
Ты меня любила,
А теперь забыла —
И за это пулю получай!»

(1) См. московский вариант «Мурки», откуда взяты эти строки.


автор: Фима Жиганец
(Глава из книги "Русский шансон: тексты, ноты, история ", Ростов-на-Дону: «Феникс» 2005г.)


                                                                        
 

"МУРКИНА" ИСТОРИЯ"
 

/автор Владимир Бахтин/

  Блатная городская песня "Мурка" известна широко. И если пока оставить в стороне ее уголовное содержание, то по заслугам. У нее запоминающийся, очень выразительный, мужественный напев. И сюжет по-человечески значимый, с психологией, философией: любовь, двойная измена - и любимому, и товарищам, их справедливая месть. Она не лишена поэзии, у нее естественная, живая интонация, что далеко не всегда удается профессиональным авторам. Одно обращение к Мурке чего стоит: "Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая!" - открытая душа, сила! А как оно удивительно сочетается с заключительным: "Здравствуй, моя Мурка, и прощай…"

Словом, все бы хорошо, только эта песня - романтика "с другой стороны", со стороны бандитов, грабителей, воров, наших недругов. Мы их нередко милуем, они нас - никогда. Мирный гражданин, обыватель, не должен был бы даже знать "Мурку", как не знает он хитрых отмычек и всяких "фомок", хотя слышал о их существовании. Но ведь "Мурку" пели, и пели не только уголовники. Кто из лихости, из желания показать свою близость к уличной шпане. Кому-то она просто нравилась. А интеллигенты переживали ее необычность, экзотику, переживали эстетически, точнее - даже эстетски.

Я вырос на рабочей окраине Ленинграда, у завода "Большевик", и знаю "Мурку" с малых лет. Знал, как и все мои школьные и дворовые дружки. Все считали ее блатной, хулиганской. Но все равно пели. Однако, оказывается, "Мурка" не всегда была такой.
По-видимому, первоначальный ее вариант - просто городской или, как его еще называют, жестокий романс (у него всегда трагическая концовка). Этот вариант я нашел в "Новом песеннике" В. В. Гадалина, изданном в Латвии еще до Отечественной войны:

Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая!
Помнишь ли ты, Мурка, наш роман?
Как с тобой любили, время проводили
И совсем не знали про обман...

А потом случилось, счастье закатилось,
Мурка, моя верная жена,
Стала ты чужая и совсем другая,
Стала ты мне, Мурка, неверна.

Как-то, было <дело>, выпить захотелось,
Я зашел в шикарный ресторан.
Вижу - в зале бара там танцует пара -
Мурка и какой-то юный франт.

Тяжело мне стало, вышел я из зала
И один по улицам бродил.
Для тебя я, Мурка, не ценней окурка,
А тебя я, Мурка, так любил!

У подъезда жду я, бешено ревнуя.
Вот она выходит не одна,
Весело смеется, к франту так и жмется -
Мурка, моя верная жена!

Я к ней подбегаю, за руку хватаю:
<Мне с тобою надо говорить.> (1)
Разве ты забыла, как меня любила,
Что решила франта подцепить?

Мурка, в чем же дело, что ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Шляпки и жакетки, кольца и браслетки
Разве я тебе не покупал?

Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты меня любила, а потом забыла
И за это пулю получай!

(1) - В книге выпала строка. Восстановлена по старой пластинке с вариантом "Мурки", очень близким к приведенному тексту, но он короче на три куплета. На пластинке указан автор текста - Ядов (это помог выяснить коллекционер В. Д. Гибович).                                                      

А вот "Мурка", которую пели в 20-30-е годы. Заметим: ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия, а следовательно, и губернская - Губчека) существовала с декабря 1917-го по 1922 год. Значит, песня идет с той еще поры! Эту "Мурку" мы восстановили недавно по памяти с моим одногодком и одноклассником Володей Щеголевым (который уже давно Владимир Алексеевич и дедушка). Малина - притон, зашухарить - выдать, маслина - пуля. Технически наша "Мурка" гораздо слабее первой: там строго выдержана внутренняя рифмовка, а здесь и обычная рифма сильно хромает. Но сила искренности все побеждает, этих огрехов не замечаешь, их как бы нет.

Кто слыхал про банду в городе Одессе?
В ней водились урки, шулера,
Часто занимались темными делами,
И за ней следило Губчека.

Повстречал я Мурку на балу случайно,
Девушка сияла красотой,
Но была бандитка первого разряда
И вела на дело за собой.

Агента убили, мента извозили,
"Черный ворон" взяли под обстрел.
Но за это Маша продала малину,
И тогда надолго я засел.

В темном переулке повстречались урки,
И один из урок говорит:
- Мы ее поймали, в кожаной тужурке
Там, за переулочком, лежит.

Здравствуй, Слоя Мурка, Мурка дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину,
А теперь маслину получай!

Разве тебе, Мурка, плохо было с нами,
Разве не хватало барахла?
Что тебя заставило связаться с легашами
И пойти работать в Губчека?

Раньше ты носила фетровые боты,
Фетровые боты на большой,
А теперь ты носишь рваные галоши,
Потому что муж легавый твой.

Вадим Сергеевич Шефнер, старый петербуржец, в начале 20-х годов жил в детдоме, - с ним я часто советуюсь по песенной части, - вспомнил кусочек:

...Я всегда на деле рулевой.
На твоей хавире темными ночами
Часто развлекались мы с тобой.

Куда вставить эти строки - неясно. Или это совсем другой вариант?
Владимир Васильевич Манилов ныне тоже петербуржец. Но довоенное его детство прошло в Москве. Только что, в 1997 году, он познакомил меня с московским вариантом "Мурки" (клифт - пиджак).

Тишина немая, только ветер воет...
В переулке собран был совет -
Это хулиганы, злые уркаганы,
Выбирали свой там комитет (в некоторых вариантах: выбирали свой авторитет).

Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и умная была!
Даже злые урки все боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.

Шли мы раз на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в фартовый (вариант: портовый) ресторан.
Там она сидела с агентами МУРа,
А под клифтом был у ней наган.

Чтоб не завалиться, мы решили смыться,
А за это Мурке отомстить!
В темном переулке, в кожаной тужурке
Порешили Мурочку убить.

Разве тебе плохо жилось, сука, с нами,
Разве не хватало барахла?
Зачем же ты, подлюга, связалась с легашами
И пошла работать в Губчека?!

Раньше ты носила туфли из торгсина,
Шелковые платья на большой,
А теперь ты носишь рваные галоши -
Потому что стала не блатной.

Тишина немая, только ветер воет,
Мы нашли укромный уголок
И убили Мурку в кожаной тужурке...
Покатился красный гребешок.

Тоже сильно сказано. Покатившаяся гребенка - удивительный образ!
Есть еще близкий к московскому одесский вариант, который знают лучше всего, потому что его пел Леонид Утесов и позднее - исполнитель городских и блатных песен Аркадий Северный. Своеобразие его - лирический припев.

Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась темными делами,
И за ней следило Губчека.

Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и смелая была.
Даже злые урки - и те боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.

Темнота ночная, только ветер воет,
А в развале собрался совет -
Это хулиганы, злые уркаганы,
Собирали срочный комитет.

Мурка, ты мой Муреночек,
Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого!

Ведь пошли провалы, начались облавы,
Много стало наших пропадать.
Как узнать скорее, кто же стал шалавым,
Чтобы за измену покарать?

Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в шикарный ресторан.
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
А из-под полы торчал наган.

Мурка, в чем же дело, что ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты
Разве ж я тебе не добывал?

Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину,
А теперь маслину получай!

Мурка, ты мой Муреночек,
Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого!

Слышал, есть еще ростовская и днепропетровская "Мурки".
Сегодня "Мурку" исполняют многие профессиональные певцы. Недавно спел ее в передаче "В нашу гавань заходили корабли" сам Гарри Каспаров. У него одна строка точнее, чем в других вариантах "Даже злые урки остерегались Мурки..."

А вот наглядный пример нашего взрослого, далеко не всегда доброго воздействия на детей. Всё они слышат, всё ухватывают, перенимают и приспосабливают к своим представлениям. Познакомьтесь: "Мурка" из современного детского репертуара - ее записали студенты Петербургского университета в летнем лагере Политехнического университета в Зеленогорске в 1993 году от 12-летней Люды Ларионовой (напечатано в сборнике С. Адоньевой и Н. Герасимовой "Современная баллада и жестокий романс", 1996. Строфика приведена в соответствие с нашей).

Есть на свете банда, банда хулиганов,
Банда эта - просто мастера:
Днем они воруют, ночью убивают
И творят подобные дела.

В этой банде Мурка в кожаной тужурке -
Девушка сияет красотой.
С ними она пела, с ними танцевала
И вела повсюду за собой.

В один прекрасный вечер захотелось выпить.
Мы пошли в шикарный ресторан.
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
Рядом с ней - какой-то капитан.

Чтоб не провалиться, мы решили смыться
И за это Мурке отомстить.
Самому блатному Вовке Казакову
Поручили Мурочку убить.

В темном переулке встретил Вовка Мурку.
- Здравствуй, дорогая, и прощай!
Ты меня любила, и теперь забыла,
И теперь за это получай!

С первого удара Мурочка упала.
Со второго - лопнул черепок.
С третьего удара косточки сломались,
И полил кровавый ручеек.

Мурку хоронили, все собаки выли,
Кошки отдавали рапорта.
И на белом гробе кровью написали:
"Спи, котенок, спи, Муренок, спи!"

Банду ту поймали и арестовали,
К Муркиной могиле подошли.
- Мы же не хотели, мы же не хотели...
Дорогая Мурочка, прости!

Чувствуете жестокую современность, неизвестную уголовникам довоенной поры?.. Отчасти дело спасает современная же ирония. Но всего текста ей не перебороть.
Вышла "Мурка" и на международную арену. Ее исполнял югославский певец Алеша Димитриевич. Его вариант (11 куплетов) очень отличается от других. Там, умирая, Мурка говорит: "Он (то есть стрелявший в нее) прав". А затем тот, которому была поручена эта акция, вторым выстрелом убил себя. К сожалению, у Димитриевича текст сильно испорчен, во многих местах утратил ритм и рифму.

Записал "Мурку" и известный Борис Рубашкин. У него есть такой выразительный куплет:

Черный ворон карчет, мое сердце плачет,
Мое сердце плачет и грустит -
В темном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит.

В Одессе родилась некая пародия на "Мурку", где действуют Сарра и Рабинович. Пародия эта настолько бездарна, малограмотна, что ее и цитировать не хочется.
Запоминающаяся мелодия не могла остаться в пределах одной песни, одного приблизительно сюжета. Фольклор всегда охотно использует в новых произведениях однажды удачно найденные образы, строки, мотивы.

Нынешнее поколение вряд ли знает о челюскинской эпопее. Это был широко разрекламированный поход "Челюскина" Северным морским путем за одну навигацию. Однако в феврале 1934 года корабль был раздавлен льдами, а экипаж пришлось вывозить самолетами. Семь летчиков, участвовавших в спасательных операциях, стали первыми в стране Героями Советского Союза. Челюскинцев восторженно встречала Москва - сохранились документальные кинокадры. Но у городской несознательной массы были свои суждения на этот счет, как всегда расходившиеся с официальными. (Товарищ Сталин сказал: "Жить стало лучше, жить стало веселей", - народ тут же продолжил: "Шея стала тоньше, но зато длинней" и т. п.) Так, на мотив "Мурки" родилась очень известная в то время песня о челюскинцах. Привожу этот текст по памяти (чуть помог погодок, старый ленинградец - доктор филологии, почетный доктор Оксфордского университета Юрий Левин).

Здравствуй, Леваневский, здравствуй, Ляпидевский,
Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай!
Капитан Воронин судно проворонил,
А теперь червонцы получай!

Если бы не Мишка, Мишка Водопьянов,
Не видать бы вам родной Москвы!
Плавали б на льдине, как в своей малине,
По-медвежьи выли от тоски.

Вы теперь герои. Словно пчелы в рое,
Собрались в родимой стороне.
Деньги получили, в Крым все укатили,
А "Челюскин" плавает на дне.

Вспоминаю еще отдельные строки (возможно, это другой вариант, их было несколько):
...Денежки в кармане, рожа на экране -
Вот что экспедиция дала...

И на этот же мотив "Мурки" была сложена еще одна - хорошая, лирическая песня, которая называлась "Ленинградской" и которую тоже пел Утесов. Считается, что слова принадлежат В. Лебедеву-Кумачу. Но уж больно непрофессиональная, любительская рифмовка!

Солнце догорает, наступает вечер,
А кругом зеленая трава.
Вечер обещает радостную встречу,
Радостную встречу у окна.

Ласково и нежно запоет гитара,
А за ней тихохонько и я.
Вздрогнет занавеска, выглянет в окошко
Милая, хорошая моя.

Ночка пролетела, загорелась зорька,
Милую обнял я у окна.
Целоваться сладко, расставаться горько -
Ах, зачем так ночка коротка!

Вот так обычная городская песня стала блатной, а потом опять вернулась в приличное общество.

"MURKA"
(вариант англоязычного перевода, со словами "Раз пошли на дело, я и Рабинович...")

Now I tell the story how all this happened.
Murka was the girl and girl allright.
And in our district everybody missed her
When she was arrested late at night.

Once we went on business, me and Rabinovich,
Then we dropped at nearest restaurant-hall.
There was Murka sitting with Tommy, bloody bastard,
And she had a brouning, black and small.

First we wonna-gonna 'cause we were alone,
But suddenly a revenge came to mind.
In the dirty park-lines, where the people drink wine,
Our lovely Murka, you shall die.

How do you do, my Murka? How do you do, my darling?
How do you do, my darling, and goodbye...
You was sold forever all our malina
And it is a reason you must die.

Rabinovich fired, but he missed of target.
Me was that who made a little shot.
I was brought to doctor but Rabinovich, sterva,
Quickly took the girl to drink on spot.

Blacky voronochek, and my heart is crying,
And my heart is crying in the night.
In the dirty park-lines where the people drink wine
Murka's body lying still but fine...

 автор: Владимир Бахтин
("Нева", 1997, №4, стр. 229-232)

© "Northern Encyclopedia"
www.arkasha-severnij.info
Design by "EDVI   AS" Studio
Copyright © 2006 "EDVI   AS" Studio  /  NARVA-RIGA-PriBaltikA
All Rights Reserved