| На главную страницу | Другие статьи о Северном |
|
МЫ НЕ ИЗ ДЖАЗА
- Петька, пойдем в ресторан! - Да нет, Василий Иваныч, мне недосуг. - Да и мне не до них. Пошли хоть музыку послушаем. ...Расскажешь, бывало, этот незамысловатый анекдот, - и все смеются, всем понятно. По крайней мере, так было - до восьмидесятых годов... А потом как-то новое поколение стало уже и не совсем врубаться в эту тему. В ресторан - музыку слушать? Чего там слушать - разве что только музыка живая, а репертуар тот же, что и по радио-ТВ, или с дисков. Нет, как аккомпанемент под танцы, или фон под водочку - очень даже хорошо. А чтоб была там какая-то такая особая музыка... Была. Была, ребята, такая музыка, за которой надо было ходить только в ресторан... Потому что в стране победившего социализма люди действительно ходили в ресторан затем, чтобы выпить не только водки, но и глотнуть еще кой-чего... Там был все ж таки хоть и малюсенький, но кусок "буржуазности" средь беспросветных совдеповских будней великих строек. Вот и музыка там тоже была особая. Которую не услышишь по радио... И однажды мы попросили рассказать про те веселые времена Николая Серафимовича Резанова. Кому ж, как не руководителю одного из самых известных "левых" ансамблей Питера 70-х, записавшего столько альбомов именно этой самой, "ресторанно-блатной" музыки, рассказать о той чумовой жизни кабацкой с песней залихватской? Но... Серафимыч сказал, что в своем ресторане "Парус" они почти что и не играли никакой такой особой музыки. Только на всяких закрытых мероприятиях, свадьбах и прочих банкетах. А куда денешься? Они ж числились в системе Ленконцерта, их репертуар утверждался, и отслеживался... Однако Н. С. дал одну великолепную наводку. Ведь не все музыканты из состава "Братьев Жемчужных" 1975-1976 гг. были из "Паруса" - часть из них играла в ресторане с гордым именем "Корюшка". Что примечательно, и даже, может, мистично - этот кабак тоже был плавучим, как и "Парус"! (Только от "Паруса" сейчас, по крайней мере, хоть коробка плавает, а "Корюшка" затонула много лет назад). Но, главное, как рассказал Н. С., - "Корюшка" принадлежала пароходству, и ансамбль, играющий там, не подчинялся никаким реперткомам и Ленконцертам. Поэтому там-то блатняк лабали в полный рост! И вот, нам пофартило найти одного из музыкантов "Корюшки", - клавишника "Братьев Жемчужных", живущего ныне в Штатах, Евгения Драпкина. Дальше, собственно, можно ничего и не говорить - рассказ Евгения оказался столь интересен, что остается только предложить его Вашему вниманию... Наверное, всем интересно будет узнать, не только как это было, но также почему это было именно так, а не иначе? Ну, сначала немного истории. Начнём с "Корюшки", - почему мы там играли "блатные песни", а в других местах не играли? А ведь в то время были и другие рестораны, не подчинявшиеся Ленконцерту, но там не играли. Да и те песни, которые мы там пели, "блатными" назвать трудно, в основном это были еврейско-одесские песни, которые в те времена были под ещё большим запретом, чем настоящие блатные песни. Кассету записей Высоцкого с песнями про зону можно было достать где угодно, а вот записи Беренсона или Алика Ошмянского были только у единиц. А мы в то время были молодыми и отчаянными, можно было прийти в "Корюшку", заплатить 5 рублей и тебе сыграют то, чего больше нигде играть не будут. И ведь ходили, - в основном "золотая" еврейская молодёжь: мебельщики, директора и зам.директора магазинов, баз, работники автосервиса, и прочие люди с деньгами. Ресторан был гнусным, кухня отвратительная, но туда было не попасть, у входа в любой день стоял огромный хвост. Ленинградского авторитета тех времен, Володю Феоктистова, с его командой проводили по палубе через чёрный ход, в обход очереди, впрочем, не его одного. Люди ехали ужинать в "Метрополь" к 6-ти вечера, а к 8-ми уже были у нас, где и отплясывали допоздна под нашу музыку. Ведь мы играли не только "блатняк", но и последние зарубежные "хиты", песни самых популярных в то время групп: "Deep Purple", "Led Zeppellin", "Urian Heep" и т.д. Вот чего не играли, так это советских песен, хотя если платили, то играли и их. Почему же так получилось? В других кабаках играли песни советских композиторов, а мы их без денег вообще не играли, к нам было не попасть, а у них было пусто. Как говорят наши туземцы, у нас был другой "background". Мы были молоды, и в кабак пришли не из джаза, а из поп-групп, играли на концертах, на танцах, в основном в клубах за городом, так как в городе на работу с таким репертуаром не брали. А за городом клубы были на хозрасчете, и брали на работу с удовольствием, ну, а народ тоже давился в очереди, чтобы на эти танцы попасть. Причем очень много народу приезжали из города на электричке, вот такие были времена. Заправлял всем этим Дима Карпович, легендарный аферист, но в хорошем смысле слова, и мой большой друг, сейчас живет в Германии. Он, кстати, в своё время приложил руки к созданию многих из первых Ленинградских групп. Вот он всех "гитарастов" на работу и устраивал. У него по каждой железнодорожной ветке, на каждой станции в клубах сидели "составы", как он их называл, где он числился руководителем и естественно получал зарплату, но в работу групп он не вмешивался, приезжал только за зарплатой и время от времени "отмазывал" от всяких проверок. Периодически СВ - Софья Васильевна, она же Советская Власть, в лице Отдела Культуры местного Исполкома или Дома Народного Творчества насылала в сельские клубы, где играли рок-группы, всяческие комиссии, которые должны были проверять - что вообще в этих клубах происходит, и на достаточном ли уровне проходит воспитательная работа с молодым поколением. В большинстве случаев это заканчивалось обильным угощением в кабинете директора, но бывали и проколы, и тогда Отдел Культуры реагировал. С работы не увольняли, - всё-таки группы приносили клубу доход, и не малый, - а назначали в оркестр руководителя, который играл на каком-нибудь духовом инструменте, был человеком партийным и не особенно пьющим. Почему-то считалось, что только духовики могут достойно заниматься воспитанием пэтэушной и другой рабочей молодёжи, которая в основном и ходила на танцы в эти клубы. И вот приходил такой товарищ в оркестр, приносил свою дуду и начинал всех учить, как надо играть и что надо играть, а чтобы казаться современнее, говорил что с нынешнего времени мы будем играть "джаз", т.е. советские песни, потому что именно это он и называл "джазом", естественно, советским. Музыканты тут же этого руководителя начинали тихо ненавидеть, а заодно и весь "джаз", о котором имели довольно смутное понятие сами. И это происходило повсеместно. В городе вообще невозможно было оркестру устроиться на работу, если там не было одной или двух дудок, а также официально назначенного местным Отделом Культуры руководителя. А если дело происходило в Ленконцерте или Филармонии, то там давали своих руководителей. Такие оркестры, с такими руководителями сидели во всех ресторанах и прочих увеселительных заведениях города, и, как мне жаловался мой приятель, работавший басистом на 18-ом этаже гостиницы "Советская": "Приходит человек, приносит деньги, просит сыграть песню "Ах, Одесса", а руководитель говорит: "Нет, это песня запрещённая, мы сейчас будем играть диксиленд". На кой хрен в кабаке диксиленд, вопрос до сих пор остается открытым. Вот так и жили. Руководители, хорошо помнившие Сталина и те времена, боялись всего на свете, а молодые музыканты, в эти времена ещё не родившиеся, битломаны, и вообще хиппующие анархисты в душе, этих руководителей с их пневматическими инструментами просто ненавидели. А что было делать музыкантам? Не на завод же идти учеником токаря, всё-таки за музыку и платили больше, престиж какой-то был, да и вообще музыканты хотели заниматься музыкой, а не стоять у станка. Но всё-таки жизнь в те времена была не так плоха как теперь стараются это изобразить, а некоторые так жили вообще совсем неплохо. Я думаю, главная особенность "периода застоя" состоит в том, что правая рука властей не только не знала, что делает левая рука, но и не хотела этого знать, поэтому часто происходили вещи, которые не должны были происходить. В двух словах хочу еще рассказать на собственном примере - откуда вообще брались музыканты для работы в Ленконцерте, Филармонии, ресторанах и т.д. В музыкальных школах учили классической музыке, - а ведь ни Баха, ни Бетховена на эстраде, как правило, не играют. И как создавались коллективы - поп-группы, и ВИА,- Вокально-Инструментальные Ансамбли? В те времена при каждом заводе или фабрике существовал клуб, а если завод был большой, то Дом Культуры; а на городском уровне существовали Дворцы Культуры. Все они должны были заниматься идеологической и воспитательной работой среди населения, но кроме этого в них были различные кружки, секции и клубы по интересам, и всё это было бесплатно. Как правило, там также был кинотеатр и концертный зал. Цель такой клубной деятельности была вполне благородной - приобщить молодежь к каким-то полезным занятиям, чтобы не пили портвейн в подворотнях и не курили анашу в парках. И вот в таких клубах и возникали различные музыкальные коллективы, которые позже становились профессиональными, и полными составами переходили на работу в Ленконцерт, Филармонию или в ресторан. Или, как ансамбль "Добры Молодцы", - из ленинградского Автово сразу в Москву, в Госконцерт. Как я уже говорил, клубы, как правило, принадлежали предприятиям, и чем это предприятие было богаче, тем и у клуба было больше денег, - то есть, они могли позволить себе купить хорошие инструменты для музыкантов и хорошую аппаратуру. Правда, только по безналичному расчёту, а значит - и инструменты и аппаратура были такого качества, которое за наличные деньги продать было невозможно. Но, с другой стороны, вся советская продукция была такого качества, так что разницы не чувствовалось. И вот при таком клубе создавался музыкальный коллектив, который мог попросить себе профессионального музыканта из Ленконцерта или Дома Народного Творчества в руководители. А со стороны музыкального коллектива требовалось только бесплатно играть на проводимых этим клубом мероприятиях, которых было не так уж и много: как правило, праздничные вечера 7-го ноября, 1-го мая, на Новый Год и т.д. Но зато можно было пользоваться этими инструментами и аппаратурой во всё остальное время, т.е. играть халтуры за деньги. В общем, сотрудничество было взаимовыгодным. Так что музыканты попадали в ресторан, как правило, стандартной дорогой. Сначала самодеятельность, потом работа за городом на танцах, потом Филармония и Ленконцерт, а только потом, когда уже музыканты заводили семью, (а семейная жизнь и гастрольная, как правило, сосуществовали недолго), люди начинали думать, как сделать, чтобы жить с семьей и иметь более-менее приличный заработок. Дорога была одна - в ресторан, так как других путей просто не было, не идти же обратно на танцы за 70 р. в месяц. Или надо было бросать музыку вообще, что тоже частенько происходило. Таким образом, в ресторан попадали уже опытные, хорошие музыканты, которых не надо было учить играть, а надо было только выучить репертуар, который, в отличие от гастрольного, был очень обширным, - ведь клиент мог заказать всё что угодно. Но с этой задачей, как правило, все справлялись. И было за что бороться. Больше всего музыканты зарабатывали на Севере и на Юге страны. К примеру, был такой ресторан в Кисловодске "Храм Воздуха", там люди зарабатывали по 1000 рублей в месяц, и наши ленинградские музыканты туда иногда попадали. Были ещё легендарные рестораны под Сухуми -"Эшеры" и "Мерхеули", там говорят было ещё больше. Но ленинградский народ в этих местах долго не работал, несмотря на деньги, работать у "зверьков" было непросто, да и не очень приятно. А вот на Севере музыканты работали по много лет, например, те же Вилли Токарев и Миша Гулько. В Ленинграде, конечно, заработки были поменьше, но тоже жить было можно. Ну, и надо еще в двух словах рассказать, где же "числились" все наши ресторанные коллективы. Что интересно - системы никакой не было! У меня трудовая книжка была в "Корюшке" (пока я там работал), у ребят, которые играли в "Астории" - в Интуристе; а вот у тех, кто работал в "Европейской", - в ОМА (Отделе Музыкальных Ансамблей при Ленконцерте), хотя гостиница тоже была интуристовская. А когда я работал в кафе "Алёнушка", то я был и вовсе... работником Московского райкома комсомола, потому что кафе было молодёжное, т.е. комсомольское, и находилось в Московском районе. Но вернемся к истории с "Корюшкой". В один прекрасный день у меня дома раздался телефонный звонок, это был мой хороший приятель, гитарист Юра Прохоров, с которым я много раз играл до этого на всяких танцах, свадьбах и прочих халтурах. Он сказал, что собирает состав играть в кабаке и спросил, не хочу ли я к нему присоединиться. На что я ответил, что мне нужно подумать. Ведь я в те времена только поступил учиться в Институт Культуры на отделение хорового дирижирования, мне нужно было много заниматься, и тогдашняя моя работа на танцах за городом по субботам и воскресеньям меня вполне устраивала. Платили 70 р. в месяц зарплату, плюс 28 р. в месяц стипендия, в общем, мне, как студенту, хватало. Некоторые и вовсе умудрялись прожить на эти 28 рублей, а я на эту стипендию раз в месяц шёл в комиссионный магазин в Апраксином Дворе, где торговали фирменной аппаратурой, и покупал одну (!) катушку фирменной плёнки для своего немецкого магнитофона Uher Royale De Luxe, которых в городе в то время было всего 3 штуки. А в кабаке нужно было работать всю неделю с одним выходным. Но в конце концов я согласился, правильно решив, что отказаться я всегда сумею. Состав предполагался всего из 4-х человек - Юра Прохоров на гитаре, он же руководитель, т.к. брал на себя все переговоры с администрацией; Слава Маслов на бас-гитаре, Эдик Славин на барабанах, и я на клавишах, по совместительству занимаясь музыкальным руководством. Никаких дудок не было. т.к. мы были в штате ресторана и никакому Ленконцерту не подчинялись. Юра Прохоров и Слава Маслов до этого работали вместе в ресторане гостиницы "Спутник", от Ленконцерта, а руководителем у них там был Толя Стреловский, который сначала уволил Юру, а потом и Славу. И вот тогда Юра нашел этот кабак на Лиговке, назывался он "Эльбрус". Сразу же встал вопрос: что играть? Решили играть то, что знаем, в процессе разберемся, и оказались правы. Ресторан находился на Лиговке, ходила туда в основном лиговская шпана и прочие бандиты, с которыми мы очень быстро подружились, т.к. они были большими любителями блатных песен, а также зарубежной рок-музыки. И вот в таком составе мы некоторое время проработали на Лиговке, ничем особенным не отличившись, но завели за это время более приличную аппаратуру и инструменты, и, конечно, хорошо сыгрались друг с другом. И вот как-то приходим мы на работу, а Юра Прохоров и говорит, что освобождается площадка в ресторане "Корюшка", так не хотим ли мы туда перейти? Мы, естественно, захотели, так как про заработки в "Корюшке" ходили легенды. Там сидела неплохая команда, которая играла в основном блатные песни, но публика там собиралась очень приличная, и что главное - богатая; та публика, которую нам очень хотелось бы иметь, но которая к нам на Лиговку никогда бы не пришла, - как говорится "здоровье дороже". Так вот у этой "Корюшкиной" команды что-то произошло с администрацией ресторана, и директор решил их поменять, а Юра Прохоров об этом узнал, и пообещал с директором договориться, чтобы нас туда взяли. Своё слово он сдержал, и нас туда взяли. При переходе на другое место мы поменяли барабанщика, взяли Толю Архангельского, очень сильного по тем временам музыканта. Толя до этого тоже работал вместе с Прохоровым и Масловым в "Спутнике", а до этого он играл в различных коллективах Ленконцерта и Филармонии; потом женился, ну а женатому человеку, как я уже говорил, по гастролям ездить уже не так хочется. И вот Прохоров с Масловым убедили Толю Архангельского оставить "Спутник" и организовать новый состав вне Ленконцерта. Аппаратура у нас по тем временам тоже была фирменная, немецкие "Regent" на вокал и инструменты, я играл на "Matador", по тем временам очень неплохие клавиши, то ли немецкого, то ли чешского производства. Так что с этой стороны всё было неплохо, но плохо было с другой - надо было срочно менять репертуар, ведь публика в "Корюшку" ходила гораздо более приличная, чем на Лиговку. Предыдущий состав там играл даже не блатные, а приблатнённые песни типа: "Мамаши спят, им жабы снятся", или "Черная роза, эмблема печали", и народу это нравилось. Но мы решили, что этого мало, надо ещё что-то придумать, чего нигде нет. И придумали, стали играть "эмигрантов". В то время "эмигрантами" называли людей живущих за границей и поющих по-русски; а то, что многие из них вообще не русские, что Борис Рубашкин - болгарин, а Иван Ребров - по настоящему Ганс Рипперт, никто, конечно, не знал. Это уже позже я со многими из них перезнакомился, с Женей Шевченко 2 года работал, аккомпанируя ей на фоно в её концертах в Нью-Йорке, она даже хотела женить меня на своей племяннице, живущей в Сан-Пауло, Бразилия, но это уже отдельная история. Достать эти записи было очень непросто, так как они были под большим запретом, но я знал нескольких коллекционеров, у которых они были. Узнав, что записи мне нужны для исполнения с эстрады, они мне эти записи дали. Оставалось только выбрать из них то, что нам подходило для кабака. Ивана Реброва отмели сразу, а вот песни Алёши Димитревича, Бориса Рубашкина, Юла Бриннера, Петра Лещенко и ещё некоторых исполнителей, были тут же включены в репертуар. Потом добавили еврейско-одесских песен и "Корюшку" стало раскачивать, народ туда стал ломиться. Тем не менее, чего-то всё равно не хватало, а именно - наших старых друзей фарцовщиков с Невского, с Галереи, с Думы и прочих мест, где они в то время тусовались, а по выходным так и продолжали ездить по загородам, где играли поп-группы на танцах. Или сидели в барах, потягивая коктейли и слушая фирменную музыку. Надо было их тоже к нам перетащить, так как народ это был не бедный, и вполне мог себе позволить ходить в ресторан. Им-то все эти одесские и приблатнённые песни были до лампочки (до поры до времени, потом и они этот репертуар полюбили), так что нужно было для них делать то, что они хотели. А хотели они западную рок музыку, которую мы тоже очень любили и с удовольствием играли, так что пришлось поднапрячься и выучить всё, что в то время стояло в западных хит-парадах. И вот впервые в истории СССР в советском ресторане зазвучали песни "Deep Purple", "Uriah Heep", "Led Zeppellin", как раз в то время вышла рок опера "Jesus Christ Super Star", песни из которой тут же были включены в репертуар. Фарцовщики и работники торговли очень быстро нашли друг с другом общий язык, и скоро по виду уже нельзя было их друг от друга отличить. Как раз в это время кто-то нам принёс кассету с записями Аркадия Северного. Голос у Аркаши всем очень понравился, но песни на кассете были не очень интересные, кроме одной - про Тётю Хаю. А точнее - про дядю всем известного Рудика Фукса, про которого Рудик эту песню и написал, и которого звали Йозеф. Мы её выучили, и первый раз сыграли на дне рождения нашего официанта, которого тоже звали Юзя. Песня настолько понравилась народу, что мы её стали играть каждый день раз по десять на заказ, за деньги, разумеется. Вот тут, я думаю, люди, которые записывали Аркашу, про нас и услышали. - Итак, Евгений Михайлович, мы остановились на том, что о вас услышали деятели питерского магнитиздата, и вы стали "братьями Жемчужными"... - А вот и нет! Во-первых, меня приглашали записываться еще до того, как записи пошли под именем "Жемчужных". Я аккомпанировал разным "бардам" - когда на фортепиано, когда на гитаре. Особенно мне запомнился один талантливый автор-исполнитель, у которого все песни были на одну тему, про проститутку Буреломову. Оказалось, что это его жена, - так сказал потом Рудольф Фукс, который организовал эту запись. Ну что ж, у каждого своя муза... Но, кстати, самая первая запись, в которой я участвовал, была не у Рудольфа, а у Сергея Ивановича Маклакова. Я даже до сих пор помню, где он жил. Это было на Петроградской стороне, в районе Большого проспекта и улицы Ленина, но не на самом Большом проспекте, а на параллельной улице. Когда я к нему попал, я очень удивился его, мягко говоря, спартанским условиям жизни. Я-то был уверен, что все коллекционеры - очень богатые люди, а Маклаков вообще, по моему, жил в коммуналке. Когда я после этого попал к Рудику - там обстановка была совсем другая, сразу чувствовалось, что денег там не считали. Записывали у Маклакова, видимо, кого-то из "бардов", никакой ансамбль в его маленькую комнатуху просто не влез бы. И только после этого нас пригласили записываться ансамблем. Но я, честно говоря, не могу сказать конкретно, как это произошло... Я в это время был в ссылке на практике на Валдае. Знаю только, что кто-то из Аркашиных друзей связался с Масловым, вот с этого всё и началось... Лучше спросить об этом у Юры Прохорова. Он должен помнить, хоть и не участвовал сам в этих записях. - Ну хорошо, и вот тогда, наконец, вы стали "Жемчужными"... - И опять-таки нет! Поймите, мы никогда не ощущали себя какими-то там "братьями Жемчужными"! Мы были музыкантами "Корюшки", а потом, когда "Ленконцерт" нас все-таки сожрал, - музыкантами других коллективов; ресторана "Невский", например... А об этой фишке, которой нас обзывали на подпольных записях, мы даже и не задумывались, и никогда к этому серьезно не относились. Для нас это было очередной халтурой, причем, как правило, не шибко-то хорошо и оплачиваемой. И не более. Уехав в США, я абсолютно забыл про все эти приключения, и вспомнил только году в 1982-м, когда увидел в нашей старейшей в мире русской газете "Новое Русское Слово" статью Рувима Рублёва об Аркадии Северном. Я тут же подъехал в магазин "Кисмет" где, как писал Рувим Рублёв, можно купить русские записи и пластинки, открываю дверь... а там Фукс и Володя Лузгин. Оказалось, что Фукс нынче Рувим Рублёв, а я даже и не знал, что он тоже в США. Тут-то он мне и сказал, что в России появился интерес к записям Аркадия и Жемчужных. Но и тогда мы не могли предположить, что через 20 лет о наших халтурах будут писать книжки! - Хотелось спросить Вас о подробностях вашей работы в "братьях Жемчужных"... Но видимо, надо формулировать по другому. Расскажите о подробностях этих Ваших халтур на подпольных записях. - А подробностей я могу рассказать не так уж много... Подготовки к записям обычно никакой не было. Контакт коллекционеров с музыкантами шел, как правило, через Славу Маслова, он приходил на работу в "Корюшку" и говорил, что через несколько дней готовится запись, и нас просили там быть. Вот и всё. Приезжали мы обычно с утра, не к 6-ти часам, конечно, а часам к 10-11. Коля Резанов или Маслов тут же издавали клич: "Похмеляй оркестр!" Сразу появлялись заранее припасённые бутылки портвейна, и пока артисты не принимали по паре стаканов, никакого разговора о музыке быть не могло. Ну, а к концу концерта никто уже вообще лыка не вязал, включая и тех, кому пить-то и не положено было, то есть наших так называемых звукорежиссёров. Так что вспомнить что-то после этого было довольно трудно. Тем не менее, я попробую... Пока артисты "разминались", люди, которые нас записывали, расставляли свою аппаратуру. Как правило, их было несколько человек, каждый со своим магнитофоном. Микшеров никаких не было, каждый ставил микрофоны так, как считал нужным. Рудик, кстати, умел их расставить очень хорошо. Почему несколько человек? Потому что устраивали они всё это в складчину, музыкантам платили по 20 рублей. Сколько платили Аркаше, я не знаю. Но, кроме того, портвейн ведь тоже стоил денег, а когда нужно было везти аппаратуру, оплачивали также и такси на перевозку. Я в то время много записывался с нашим институтским хором на радио, телевидении, и на пластинки, так что я хорошо знал, что такое студийная запись, и что на студии должно происходить. На записях "Жемчужных" ничего подобного и в помине не было! Больше всего это напоминало записи всяких бардов, которые пели песни под гитару. А самая большая проблема была тогда, когда Рудик приносил свои собственные песни, или просто стихи без мелодии, и приходилось тут же, на лету, подбирать на них мелодии, аккомпанемент и т.д. Что из этого получалось, слышно на записях - кто в лес, кто по дрова. Недавно я переслушал "Четвертый концерт Братьев Жемчужных"... Если первая часть там еще хоть на что-то похожа, то во второй... Чем дальше от начала, тем страшнее, портвейн уже должен был литься из ушей, чтоб так петь и играть.. Мне искренне стыдно за то, что мы там вытворяли. Но, с другой стороны, ещё больше должны стыдиться устроители концерта - Маклаков и Фукс. Вместо того, чтобы подготовить запись заранее, они притащили ящик портвейна, - результаты, как говориться, налицо. Когда мы просто играли наш репертуар из "Корюшки", так это еще не особенно было заметно, но вот когда играли новые для нас песни Рудольфа, когда и мелодии-то не было, и её приходилось на ходу придумывать, - вот тогда, конечно, вся эта пьянь вылезала наружу. Я обычно в этих сочинительствах на ходу участия не принимал, мне как-то стыдно было позориться. Тем не менее, это происходило каждый раз, хотя я много говорил Рудику, что к записям надо подходить более серьёзно, и всегда предлагал свою помощь. Единственный раз, когда она была принята - это на концерте "Памяти Вертинского", так его и слушать приятно. - А что было на этом концерте? - Этот концерт для меня особенно памятен, по многим причинам. Во первых - он был задуман для меня, и я его сам готовил. Маклаков и Рудик записали мне несколько часов Вертинского и я сам отбирал песни, которые мне подходили и которые, как я считал, заинтересуют публику. Несколько песен взял себе скрипач Женя Фёдоров, про Аркашу я и не говорю, - это вообще не его репертуар, но он там почти и не пел, только вёл концерт. Я написал ноты музыкантам, и я с ними перед записью всё прорепетировал, поэтому оркестр на записи звучит довольно слаженно, и я бы сказал, наиболее профессионально, по сравнению с другими концертами. Ну а скрипки... Одного скрипача я уже назвал - это Женя Федоров, а вторую скрипку, - точнее, первую, - там играл Рафаил Рывкин. Он в то время, по моему, учился в консерватории по классу скрипки, а может быть, уже и закончил. Я его знал давно, он когда-то играл на басу в группе "Скоморохи" на танцах во Всеволожской, а я там же - в группе "Синяя птица". Последние сведения о нём у меня более чем десятилетней давности, он работал в Израильском Национальном Симфоническом оркестре в Иерусалиме. Так вот, даже сейчас, хотя прошло уже много времени, когда я прослушал запись концерта "Памяти Вертинского", я в очередной раз был поражен, как эти ребята, Рафа и Женя, которые вообще познакомились только перед записью, слаженно и прекрасным звуком проиграли весь концерт, как будто до этого много лет вместе проработали. Ну, что еще можно рассказать о тех записях? Играл я в основном на фортепиано, но иногда брал гитару или бас. В основном же моя роль сводилась к поддерживанию хоть какого-то порядка в исполнении песен, ну, а если это не удавалось - то хотя бы к тому, чтобы начинали и заканчивали вместе. А на органе играл не я. Это был электроорган немецкой фирмы "Weltmeister", который принадлежал Володе Лаврову. Он тоже учился со мной в институте, но на курс младше. Странно, что про него не пишут в "историографии" Жемчужных, ведь он был участником многих записей. Скажу больше, в тех записях, где вы слышите орган, аккордеон, гармонь, или другой подобный инструмент, можете быть уверены, что это Володя Лавров. Кстати, все записи с аппаратурой, - то есть, с органом и усилителями, - записывались не на дому, а актовых залах каких-то институтов. Думаю, что даже либеральная ленинградская милиция не стала бы терпеть, если бы к Рудику домой притащили усилители, орган, ударную установку, вокальную аппаратуру, всё это включили и стали бы записываться. При мне, по крайней мере, такого не было. - Вы упомянули об Аркадии Северном. Расскажите, пожалуйста, обо всех ваших встречах! - Скажу сразу, что по жизни с Аркадием мне встречаться не приходилось, только на записях. Вот Маслов - тот встречался с ним и так. А я помню не очень много... Вот разве что запись, которую делали у меня дома, на Среднем проспекте Васильевского острова. Там еще Женя Федоров сказал, что песня посвящается Аркадию Северному, который спит за шкафом. Это он за моим шкафом спал, потому что так надрался, что в концерте участвовать уже не мог. Денег у Аркашки никогда не было, зато кругом были друзья, которые его постоянно поили, но никогда не кормили. Больше всего меня поражало в его друзьях то, что считая его гением блатной песни (а так оно и было по большому счёту!), никто даже пальцем не пошевельнул, чтобы как-то помочь ему устроить свой быт, найти жильё, одеть, обуть, пристроить куда-то на работу, накормить, в конце концов. Ведь они на нём деньги делали, и каждый уважающий себя капиталист хотел бы эти деньги делать как можно дольше. У меня есть предположение, что они и сами-то не особенно верили, что Аркадий - это золотая жила, иначе бы вели себя по другому. За все эти записи "Жемчужных" и Аркадия нужно поставить памятник Фуксу, потому что он в первую очередь считал себя не бизнесменом, а поэтом, композитором и режиссером-сценаристом. Рудик писал сценарии концертов и песни специально для Аркадия, и я не думаю, чтобы он много на этом зарабатывал, скорее, был в минусе. Если бы не Фукс, Аркадия бы просто не было. Ну, куда ему было идти? Советскую музыку он не очень жаловал, а ни на эстраде, ни в кабаке блатных песен не играли. - ????? - А наша "Корюшка" была исключением, только подтверждающим общие партийные правила: эстрада существует для того чтобы с неё воспитывать советских людей в духе построения коммунизма. Поэтому нас в конце концов и разогнали. Время было советское, и очень много людей в Союзе занимались идеологическим воспитанием советских людей, и занимались довольно успешно. В 70-х молодёжь еще хотела стать космонавтами, дипломатами, учеными и всякими другими полезными людьми, и "блатная романтика" не была поголовно популярна. Конечно, были и исключения. Вот мы в "Эльбрусе" играли блатные песни по двум причинам: туда ходили одни бандиты и шпана, и мы не подчинялись "Ленконцерту". А если бы подчинялись, то играли бы советские песни, как все остальные; ну, может, в лучшем случае ещё и джаз. В "Корюшке" блатные песни были не особо нужны, зато мы играли одесско-еврейский репертуар и "фирму". А в "Бригантине", которая подчинялась Балтийскому Морскому пароходству и этого не было - они играли советские песни и "фирму", только потому, что ихняя публика хотела этого. Бывали и казусы. Вот Прохор с Масловым на заре своей музыкальной деятельности работали на танцах в посёлке Шапки Тосненского района, так там директор клуба очень любил блатные песни, и заставлял музыкантов их играть. Причем, по возможности с матом, и чем больше мата, тем ему это больше нравилось. Но Советская власть была везде, и везде следила за репертуаром оркестров, хотя особой надобности в этом не было. На Севере я частенько бывал в городе Кировске, на Кольском полуострове, и Прохор тоже там одно время работал. Там в основном играли советский репертуар, в соответствии с запросами основной публики - шахтёров. Блатные песни тоже играли, но очень мало. В основном в репертуаре были песни "Поющих Гитар", "Песняров", Льва Лещенко и т.д. Фирму не играли вообще, так как там её никто не знал. Ну, и конечно, каждый год я ездил в отпуск на Юг, и там проводил достаточно время в кабаках. Там репертуар был вообще специфический: песни греческие, грузинские, армянские, азербайджанские и вообще всех народностей, которые там жили. А народностей там жило очень много, вот они весь вечер друг перед другом и выпендривались. Музыканты, как правило, все были приезжие, а солист местный, который все эти песни знал, так как белому человеку выучить всё это было невозможно. Блатняка там, понятное дело, никакого не играли. Но это я говорю про популярность блатных песен вообще, а что касается непосредственно записей "Братьев Жемчужных", то они, насколько я помню, в то время были вообще никак не популярны! Я ещё удивлялся: куда же Фукс с Маклаковым их девают, они же должны были эти записи продавать народу, чтобы как-то оправдать свои затраты. Но я, живя в Союзе, их ни разу ни у кого не слышал. - Ну, Евгений Михайлович... Что ж это такое - никакого романтизьму. Ансамбля "Братьев Жемчужных", как такового, и не существовало, записи были непопулярны... С последним, кстати, позволю себе не согласиться - популярность эту я лично хорошо помню. Просто это было чуть позже... мы разошлись всего-то на несколько лет. Как оказалось, принципиальных. И увлечение блатной музыкой тоже пошло в гору... Кстати, не без помощи ваших "непопулярных" записей! Так что Маклаков с Фуксом зрели в корень... Но оставим это, и вернемся к тому, с чего мы начали - к "Корюшке". Тем более, что вы действительно были в первую очередь музыкантами из этого славного ресторана, а потом уж - все остальное... - Да, "Корюшка", когда мы там работали, была в городе рестораном №1! И не только рестораном, но и дискотекой №1, так как дискотек в то время вообще не было, а мы там играли и пели всю последнюю западную музыку, причём играли так, что народ на ушах стоял. Чтоб заказать у нас "мероприятие", нужно было быть или богатым или знаменитым, а лучше и то и другое вместе. У нас бывали все знаменитые спортсмены: хоккеисты, футболисты, фигуристы, боксёры. Актёры кино и театра, художники и балерины. Милиция гуляла - они тоже люди, и любили расслабиться. А еще и всё Василеостровское КГБ, во главе с начальником, Владимир Владимировичем, да-да, тем самым, бывал-с. Я-то их никого не знал, а вот Прохор с кем-то из них даже дружил. У меня в органах тоже были знакомые, только на Литейном, они-то и помогли мне уехать, но это уже отдельная история. Кроме того, всегда было много иностранцев, которых приводили с собой фарцовщики, ну, и конечно, полным-полно всяких красивых девиц, которые крутились с этими фарцовщиками и иностранцами. В общем был этакий клуб, куда с улицы попасть было непросто. Вот кого не было - так это рабоче-крестьянской молодёжи, но мы как-то от этого не страдали. Вокруг "Корюшки" крутилось гораздо больше музыкантов, чем наша четвёрка, основной состав; а постоянно, каждый день, работал вообще только один человек - Толя Архангельский. Я работал в пятницу, субботу и воскресенье, а в остальные дни учился. В другие дни на моём месте работали разные люди. Во-первых - Валера Вдовин, в то время он учился в консерватории по классу фоно, и из-за этого постоянно нигде работать не мог. Позже он прославился своей работой в ресторане "Бригантина", принадлежащем пароходству и находившемуся в порту. Дело в том, что пароходство было богатейшей организацией, оно владело пароходами, моряками загранзаплыва и даже собственным магазином "Альбатрос", где продавались западные товары на специальные деньги "боны", которые выдавались морякам по возвращении на Родину. И вот однажды наше богатое пароходство купило для своего ресторана синтезатор марки Mini-Moog! Чтобы понять всю значимость этого события, нужно вспомнить, что в то время синтезаторы только появились, и даже ведущие западные группы этими синтезаторами не владели. Их брали в прокат на концерты, настолько они были дорогими. Ну а мы, простые советские музыканты, слушали про это по "Голосу Америки" и прочим вражьим голосам, и знали, что уж нам-то не то что играть, но и увидеть настоящий синтезатор удасться не скоро. Однако ошиблись. И все начали в "Бригантину" ездить, чтобы посмотреть на этот синтезатор, - наверное, первый в СССР. Играть на нём Валера, правда, не давал, но смотреть можно было сколько влезет. Мы-то все играли на собственных инструментах; ведь ресторан это не клуб, культурно-просветительской деятельностью не занимался, и только предоставлял площадку для оркестра, на которой этот оркестр мог зарабатывать деньги. И зарабатывал, если музыканты были не полные идиоты. Но аппаратура была своя, и я в 1972 году выложил за клавиши "Matador" 800 кровных рублей. Так что можно понять всю сенсационность факта приобретения синтезатора "Бригантиной"! Кроме этого случая мне довелось лишь единственный раз видеть, чтобы ресторан владел какой-то музыкальной собственностью, но это была уже полная казуистика. Это было в славном городе Сухуми, куда я отправился в свой отпуск играть в дом отдыха "Агудзера". Дело в том, что у музыкантов так было принято - проводить отпуска где-нибудь на побережье Черного Моря со своей или с чужой командой. И вот в тот раз нас позвали в свободные дни играть в ресторан "Аунивермаг". В Абхазии все иностранные, т.е. не абхазские слова, произносятся как по-русски, только начинаются с буквы "А": "аресторан", "алимонад" и т.д. Так вот, этот кабак назывался "Аунивермаг", потому что находился он на крыше универмага. Начали мы там играть, и вдруг у нас поломался вокальный усилитель. Пришли мы со своей бедой к хозяину, т.е. к директору (впрочем, в Абхазии это было одно и то же). И хозяин сказал, что прежде чем ремонтировать, или искать по городу замену, надо сначала посмотреть по кладовкам, может у него чего найдется. И правда, довольно быстро нашелся ТУ-100. Это был такой большой железный ящик мощностью 100 ватт, с проигрывателем наверху, который обычно использовался в радиорубках клубов для озвучивания всех близлежащих окрестностей. Но это было в Абхазии; я думаю, если бы там хорошо в кладовках поискать, то можно было и пулемет найти. Впрочем, мы отвлеклись, а разговор начался с Валеры Вдовина, который меня подменял в "Корюшке" на клавишах. Кроме него был еще Сережа Дорошенко, по кличке "Сынок", в то время совершенно невинного вида юноша, выпускник Ленинградской Академической капеллы, учившийся со мной в Институте Культуры, но на 2 курса младше. Очень хороший музыкант, но большой любитель алкогольных и сексуальных приключений. Позже, когда его уже выгонят из института, его возьмут на работу в "Дружбу", к Пьехе и Броневицкому. Был у нас еще Альгис Паулавичус, игравший, по-моему, вообще на всех инструментах, клавишных, духовых и струнных; он в то время или ещё учился в Консерватории, или уже закончил. Сейчас, насколько я знаю, он руководит каким-то известным детским хором и часто выступает в концертах и на телевидении. Юра Прохоров тоже частенько отсутствовал. То в больнице лежал, от армии косил, то куда-нибудь уезжал и т.д. На его месте, на гитаре, работали: Сёма Шнейдер, будущий гитарист "Поющих Гитар", во времена ихней "зонг-оперы" "Орфей и Эвридика", в то время учившийся в консерватории на скрипке, а ныне, как и автор этой "зонг-оперы" (почему "зонг"?), живущий в Бруклине. Юра Ильченко и Гена Латышев из группы "Мифы", тоже впоследствии ставшие известными музыкантами. В общем, музыканты все были сильные, ну а то, что народ менялся, так это, по-моему, было только к лучшему, - каждый приносил что-то своё и поэтому публике не приедались. До сих пор помню, как Валера Вдовин играл и пел песню Led Zeppellin "Stairway to Heaven", как это у него здорово получалось. Или как Альгис Паулавичус играл на скрипке и на флейте, а потом мы все вместе пели "песни дружбы народов". "Песнями дружбы народов" называлось, когда русский, полуеврей и литовец на три голоса пели грузинские песни на грузинском языке, или армянские песни на армянском языке. Про Славу Маслова тоже отдельная история. Началось с того, что в нашем знаменитом питерском ансамбле "Поющие Гитары" произошла точно такая же история, как у Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Поссорились два закадычных друга - барабанщик Помидор, он же Юра Соколов, и басист Иваненко. На то время это, я думаю, была лучшая ритм-группа в городе, а тут поссорились из-за какой-то ерунды. Причем так поссорились, что Иваненко из "Поющих Гитар" вообще ушёл. И вот как-то к нам в "Корюшку" приходит Толя Васильев, бессменный руководитель "Поющих Гитар" и начинает Маслова уговаривать присоединится к этим "гитарам", обещает золотые горы, поездки за рубеж и т.д. И уговорил таки, негодяй. Так Маслов стал работать в "Поющих Гитарах", правда, через полгода Юра Прохоров его вытащил обратно. Меня в то время в городе не было, я был в ссылке на практике, и узнал об уходе Маслова только по приезду. Второй раз Маслов от нас ушел всего лишь на месяц в югославскую группу "АВС". Они приехали в Союз на гастроли, и у них заболел басист, вот они Маслова и взяли. Помню - работаем мы в "Корюшке", а снизу из бара прибегает наш бармен. Говорит: "Спускайтесь в бар, там Славку по телику показывают в "АВС"! Ну, мы объявили тут же перерыв, сказали публике про то, что Славку показывают, и вся толпа повалила вниз в бар. И правда, показывали. Причем настолько всё было красиво - и костюмы и обстановка (ведь в то время Югославия для нас, советских, была почти кап.страна), а в конце стали представлять музыкантов, и сказали что на бас-гитаре играет "Славко Маслович". Ну, тут наша толпа ещё больше возбудилась, и все пошли наверх выпить по этому поводу. ...Славы с нами, к сожалению, больше нет. Он умер несколько лет назад, после долгой борьбы с "зелёным змием"... ...Да, героическое было время! Теперь на набережной Лейтенанта Шмидта, между 7 и 8 линиями, где раньше плавал ресторан "Корюшка", только плещется невская вода о гранит пандусных спусков, по которым когда-то веселый питерский народ шел "разлагаться" в этот островок "несоветского образа жизни". Можно спуститься к воде... налить стакан портвейна, и выпить за тех людей, ту музыку, ту эпоху... А потом подняться опять на набережную, и увидеть целые анфилады сверкающих современных ресторанов, кафе, клубов, и прочих веселых заведений. Заходи и слушай... от пошлейших изображений под минусовку всякой поп-дребедени, что и без того прет круглыми сутками по всем каналам эфира, до живой и оригинальной музыки. Есть и такая. Жить стало лучше, жить стало веселей... ...Но чего-то не хватает. © Евгений ДРАПКИН, 2003 г. © Дм. Петров, И. Ефимов, 2003 г. - предисловие, литературная обработка. http://www.blat.dp.ua/legenda/drapkin.htm http://www.blat.dp.ua/legenda/drapkin1.htm © "Northern Encyclopedia" 'lmpae.newkro.info', "request_uri"=>getenv('REQUEST_URI'))); print $lmpan->return_announcements(); ?>  |